Владимир Соломонович, Володя!
Я вспоминаю душный южный город,
Наполненный шашлычным дымом, зноем,
И звуками безудержных карнаев,
И криками ослов в базарный день.
А ты бредёшь в людской толпе,
Случайный,
От всех вокруг печально отчуждённый.
Бредёшь по улице, как будто бы сидишь
В какой-то неугаданной читальне,
Не отрывая глаз от умной книги,
Не слыша голосов, насмешек, даже
Сигнала проезжающей машины.
Ты там живёшь, внутри идей и мыслей
Великих собеседников, которых
Единственно, порой необъяснимо
Считаешь втайне равными себе.
Я снова вижу, словно на экране
Далёкой памяти,
Конечно, чёрно-белой,
Как режет воздух твой еврейский профиль,
Сработанный безумным топором,
Плывёт в туман копна волос курчавых,
Неистовых, кричащих,
А под нею –
Лишь яростные, жгучие глаза.
Но в общежитии, в прохладном полумраке –
Совсем иные, мягкие картины,
Там главный туз – крикливая вахтёрша,
Которая взывает к тихим стенам:
- Доцент Володя Библер! К телефону!
Вас вызывает мама из Москвы!
И ты спешишь, как мальчик, спотыкаясь,
И голосом, внезапно оробевшим,
Бормочешь в трубку:
- Да, конечно, мама!
Да, кушаю,
Да, сплю.
Не беспокойся!
Со мною всё в порядке,
Всё, как надо.
Ах, мама! Ну, зачем?
Ну, что ты, право?
И, трубку положив, как будто сердце
На рычажок своей любви сыновней,
Бочком спешишь к своим любимым книгам,
Фамилию оправдывая тем, что
Неразделим с мудрёной писаниной,
Пришедшей из седых библиотек
Античности - в неведомое время
Людской неотвратимой суеты.
Володя Библер!
Всё ещё случится,
Ты станешь бесконечно знаменитым,
Продолжив эстафетное горенье
Великих, неразгаданных мужей.
Но это будет через много лет,
Когда твои статьи, взорвав журналы,
Рванутся к людям,
И кипенье мысли
Вдруг вознесёт тебя на пьедестал.
Там, высоко, уже не слышно криков:
- Ах, этот Библер!
Он опять неведом,
Неповторим, опять парадоксален!
Как он сумел –
Понять, постичь, направить
В иное русло наше пониманье
Никем ещё не объяснённых истин!
- Ах, этот Библер –
Разум в чистом виде,
Незамутнённый пошлой суетою.
Летят такие люди, как кометы,
И их орбит нам, смертным, не понять,
Как не понять, где завершилась жизнь
И пролилось в века бессмертье духа.
На этих голосах, на славословье
Рассказ бы завершить,
Поставить точку.
Но память не согласна,
В глубине,
В каких-то отдалённых закоулках,
Вдруг появляюсь я, мальчишка дерзкий,
Насочинявший горы ерунды –
Стихов, не поддающихся прочтенью,
Бессвязных, как пустое бормотанье.
И этот «я» подходит к великану
И говорит -
-Пожалуйста, прочтите.
Как это странно!
Он берёт тетрадку
С каракулями полудетских бредней.
Он медленно читает, хмурит брови.
Он думает.
Внезапную улыбку он гасит на лице, как будто пошлость,
Которую нельзя явить прилюдно,
И произносит:
- Будете писать!
- Когда? –я восхищённо замираю.
- Когда-нибудь! – он говорит сурово.
И повторяет:
- Да, когда-нибудь!
Я верю в эти странные слова,
Необъяснимо, обречённо верю.
Р.Маргулис.