Я встал рано утром, не чувствуя близость,
Танцующих пальцев и вольного ветра.
Босиком по стеклу, не скрывая эмоций,
Как ранний цветок, в неродившемся теле.
Пью чай из небес, вместо сахара звёзды,
Багряной тревогой стекаю в ненастье.
Прозрачные ноты выходят из горла,
Ногтями царапая тонкие нервы.
Окутали ноги опавшие листья.
Сдавили гортань клубы желтого дыма.
В бензиновой луже погибла надежда.
Порезали стёкла озябшие ноги,
Что больно молчать, а кричать? Все услышат.
Как ходит на цыпочках жадная осень,
Срывая все маски, сжигая одежды,
Бросаю в огонь не поспевшие мысли.
Мне трудно молчать, впереди подоконник,
За окном регистрируют списки пропавших.
Часы приближаются шепотом стрелок,
Сжимаю до боли ладони из хлопка.
Шевелятся стены, ругаются стёкла,
Закрыли глазницы хрустальные веки.
Но всё равно вижу, как будто их нету,
Мелком на полу начертил треугольник.
Никто не узнает, где прячется правда,
Если будет молчать обо всём телевизор.
А он точно не скажет. Монитор слишком тонкий,
Я на плечи одел шерстяные доспехи.
Ищу по углам тех, кому не случайно,
С луны посчастливилось ночью свалиться.
Кольцом, огибая пролёт коридора,
Поздравил по радио всех ненормальных.
Белею от злости, трясутся колени.
Стянул проводами сырую свободу,
Что трудно молчать, грею в чайнике воздух,
Наполненный запахом тёплого спирта.
Часы приближаются шепотом стрелок.
Мне трудно молчать, впереди подоконник.
Адресат моих писем — без вести ушедший,
А я вечно Ваш — Дорогой Сумасшедший.