Как плотно сомкнутое кольцо экватора
Землю ревниво охватывает,
Как Сахара лучами Солнца нежно обожжена,
Я глубоким рвом пульсирующих катализаторов
Упоительного вдохновения окружена.
Спасибо миру за этих немногих "Ты",
которые не приносят
мне собственной правоты
и от меня её никогда не просят.
За то, как одна босиком бегу
через бескрайнюю торжественную тайгу,
и как мне ноги щекочет
утренняя трава.
Спасибо за все сердца на моём пути,
за радость с ними вместе идти
дальше –
туда, где ухающая сова
сменяет холод ночей,
по тропинке в густую зелень пушистой чащи.
Я пойду по ней,
за собой тебя поведу;
видишь? чем дальше,
тем меньше и меньше фальши.
А Они укрывают Солнце в одеяла
или несколько раз оборачивают фольгой
чтобы не остывало
так стремительно надо мной.
Мы бежим, взявшись за руки, с ветром,
а Они встают над нами переливающейся дугой,
радугой неземного спектра.
Я держу ветер,
усиливаю нажим.
Мы бежим
родными просторами.
Они рисуют вектор.
Нас глотает даль широкой пыльной дороги.
За то, как меняются их лица
когда они направляют вектор в мою сторону;
за то, как Их мысли рвутся
моим навстречу,
кусают плечи,
задыхаются,
захлёбываются,
не сдаются,
протягивают несуществующие руки,
вьются кругом,
спиралью,
зигзагом,
ускоряются шаг за шагом,
льются
горячим воском,
жалятся,
жгутся,
внутри хрусталём бьются.
Их желание летать вместе,
вплывать друг в друга
сильнее, чем жажда мести.
Только наоборот.
У Них всегда удивительный рот.
Их запах не снился ни одному химику,
у Них лица гипнотической мимики,
и черты природой сотворены
так, что хочется ваять,
а от свечения с Их стороны
я сама начинаю сиять,
с душой в унисон смеяться
и всем вокруг улыбаться
шире,
будто и не было никогда
причин бояться
у меня с Ними в одном мире.
И если вдруг подумаю
об изяществе Их
юмора,
о том, как бывает приятно
губам,
когда с Ними говорят,
шепчут
или внезапно немеют,
о том, как Они умеют
обнять,
что внутри все струны
выстраиваются в ряд
и так обволакивающе звучат –
сразу становишься более гибкой, изящной, юной…
Или о каком-нибудь
очередном Их взгляде
волшебника,
притворившегося обычным дядей,
о взгляде осторожном или уверенном,
юго-западном,
полярном северном.
Я от этого рано или поздно
проваливаюсь в космос
даже у плиты стоя;
верно, самых ярких своих героев
братья Гримм
писали по Ним.
Да они и дяде Льюису
наверняка приглянулись бы.
Когда моя душа приглашает
Их в гости,
они приходят и сметают
с неё остатки
тоски и злости,
остаются там
яркими искрами
и я больше
не боюсь темноты.
А Они высаживают цветы
самые искренние;
и звучит повсюду стихами
мир,
устеленный васильками,
фиалками,
розами.
Они поливают цветы амброзией.
Они всегда от меня на шаг откровеннее,
и никогда никакие правители
не смогли бы стать
такой
преданно хранящей покой
тихой обителью,
рукой ангела-хранителя.
Беззаботно за Их спиной
будто за мягкой стеной,
построенной срочно
и всё же прочной.
Так не оберегают никакие военные.
Я точно знаю,
что с Ними Вселенная
вечно будет дружить.
Снова меня поднимает
и начинает кружить
это чувство,
лёгкое,
ароматное и вкусное,
похожее на часть
одного красивого и большого,
того, что зимой
приходит отапливать,
и становится светло
и так первозданно ново…
Может, просто звёзды
обернулись каплями
и падают прямо внутрь с неба
вместо воды,
оставляя едва уловимые следы
чего-то бесценного и святого.