В парадном, где, несмотря на столь поздний час, обнималась молоденькая парочка. Борисыч, вернее, Андрей Борисович (так звали этого, уже сильно больного, но не сломленного своим недугом, одинокого в эту ночь, человека), тихо крякнул в сторону влюбленных и впервые, за последние три или четыре месяца, улыбнулся и мирно произнес:
- С Наступающим вас, голубкИ!
В ответ, парнишка отпустил из об'ятий свою девчонку, а та, смущенно захихикав, кивнула:
- И вас, дядя Андрей, с праздниками! - ямочки так углубились на ее румяных щечках, что и принц, самых знатных кровей, не устоял бы перед такой красотой.
- Береги Снегурочку, Дед Морозик! - пошутил ночной лыжник и весело прищурился, - Это ваших рук дело - снежища намело столько?..
- Да нет, - поддержал его юноша, - скорее, это дверку морозильника у кого-то с петель сорвало... До весны и не починят ведь!.. - улыбнулся безусым ртом.
Борисыч, обхватив покрепче лыжи, покачал удовлетворенно головой, и, рванув входную дверь, оказался в снежном бесконечном пространстве.
Порыв ветра донес до него все тот же, родной до беспамятства, услышанный в трубке, голосок:
- Приветик, пап! Не забыл нашу горку еще? Я буду там ждать!.. - зазвенели слова из белой кутерьмы, где, в отблесках света стареньких уличных фонарей, просматривался белый, как и все вокруг, силуэт.
Он наспех встал на лыжи, подянул тросики креплений и просунул ладони в петли палок:
- Лечу, доченька! - задрожал в ответ его голос, - так живо и непривычно зазвучало слово "доченька" за последние годы.
У трассы, где фонари еще освещали все вокруг, он приметил свежую лыжню и двинулся по ней.
"Она где-то рядом, Боже! Этого не может быть, но это есть! Неужели, я ее увижу, прижму к себе, как раньше? Кровинушка моя! Настенька моя!" - носились мысли в его зеснеженной, непокрытой ничем, голове.
Он влетел на пригорок за которым начинался лес, и, то ли от слабости, то ли от того, что не вставал несколько лет на лыжи, - рухнул в пух снега.
Лыжи разлетелиь в разные стороны, и тут, в белом вязаном свитере, в таких же белых, с тонкими розовыми лампасами, шароварах, под'ехала Она, Настенка, - дочь его!
Она подхватила его под локоть и помогла сесть на снег.
Огонь прошел через все его тело. Он обмяк весь и поднял на нее глаза в слезах:
- Настюша, милая моя вишенка, зайчик мой дорогой!.. - зашептал Борисыч ей почти в самое ушко, когда она наклонилась к нему, чтобы тоже присесть рядом, - Ты ли это, доченька? Прости, что я такой неуклюжий у тебя!
Дочка отстегнула лыжи, придвинулась поближе, и, обняв его за шею, прижалась к его колючей щеке:
- Это я, папочка, я! И я ради тебя тут, ради всего того, что было и будет в твоей жизни! Это немногим дано, поверь! - шептала горячо девчушка.
Отец ни о чем не хотел спрашивать, ему так было хорошо и тепло с ней, что он и забыл о том, что предрекали врачи: "... небольшое излишнее волнение, простуда или переохлаждение... - часЫ даже ваши сочтены!.."
Они сидели так, как ему показалось, вечность. Только были слышны их сердца и шуршание падающих вокруг снежинок.
"Есть Бог на свете, есть! - трепетало его сердце, - Спасибо тебе, Царь Небесный!"
Дочь помогла ему подняться и найти, с'ехавшие по склону, лыжи.
- Папка, ты мне рад, правда? Я и к маме хотела, и к Сашке..., но шанс - только один, понимаешь? - на ее щеки стали налипать снежинки у глаз.
- Настенька моя, сердце мое потерянное! Это Господь так распорядился, да? Как это происходит?.. Если нельзя - не отвечай, - пойму и приму как есть, милая моя! - начал было расспрашивать Борисыч, но осекся, увидев, что она молча наклонилась и затянула потуже петли принесенных его лыж.
- Ты все поймешь сам, па... Это было моим последним желанием, когда ты держал мою руку... до последнего... Все, все, - хватит об этом! Ты же помнишь и свое желание тогда, последнее, помнишь? - ухватив отца за обе руки и взглянув в его глаза, спросила Настя.
- Помню, душа моя! Я шептал, обняв тебя: "Как же так?! Кому будут эти лыжи, которые я тебе подарил на твой день рождения?.." Но ты, видимо, уже и не услышала... - задрожав подбородком и надломленным голосом, прохрипел отец.
- Я все слышала, все, все знаю! Это, считай, - наша с тобой, Новогодняя Сказка, папочка! - уже отталкиваясь палками от искристого наста, весело подбодрила Настенька отца. - Вперед!.. Как ты меня учил: "Жизнь - это наше умение стремиться по ней, глядя всем бедам и радостям только в лицо!"? Догоняй, дедушка Мороз!.. - звенел колокольчик Настенькиного голоска...