Темнеет. Промозгло: моросит дождь, грязь, тучи в движении ветра проносятся полосами к западу. Сквозь них – последние частички ушедшего дождливого дня – последняя надежда на тепло – красный горизонт, окрашенный солнцем. Блестят мокрые кроны деревьев, крыши домов и проносящихся со стоном машин. Красные и желтые фонари на мосту – маленькие луны наступающей ночи…
В теплой бане темно, потрескивают остывающие угольки в топке печи, падают в застенках камешки шлака. Из каждого угла этой тьмы выползают страхи. Но тут тепло и темно, хочется спать…
Холодок пробирается сквозь тонкую ткань брюк, лезет под воротник, сморщивает лоб. Мокрая трава осыпает свою влагу на мои кроссовки, грязь поднимается до щиколоток…
Под мостом лает собака. Звонко раздается ее одиночество в бездушном воздухе.
Шуршат подошвы, шуршит дождь. Канализационный люк обдает теплом и вонью, наполняя душу цивилизацией.
Грязная, мутная вода бежит в неведомые дебри ивняка, который, утонув в помойке, хочет укрыться в реке.
Соловьи поют, не замечая ничего вокруг, сидя высоко над землей в величественных ивах, толстоствольных и неприступных; сидя на тополях, на черемухах… Соловьи…
Капля упала с крыши, треснул сучок в вишне, включился свет в каком-то доме, пролетела утка. Порыв ветра взлохматил волосы, взбудоражил листья.
Вконец промокли ноги. Проезжающий троллейбус не удостоил вниманием своих запотевших окон.
Только мгла, шорох листьев, пение соловья, страх. Страх за одиночество, которое воплощено в этом сыром дне, в безрадостном холодном дожде.
Ветер разгонит тучи, солнце высушит землю. Но соловьи допоют и исчезнут, а я останусь одна.
01.06.1996.