* * *
Твои глаза сказали мне: люблю.
Душа готовила тяжёлый свой экзамен.
Как тихий звон подобный хрусталю
Несказанное стало несказанным.
Жизнь шла, минула тот перон.
Кричала тишина нам рупором вокзальным.
Как много слов написано пером.
Несказанное стало несказанным.
Светали ночи, вечерели дни.
Не раз лихая доля нас терзала.
Слова как как солнце светятся во мне.
Несказанное стало несказанным.
* * *
Затинок, сутинок, день золотой
Молятся, плачут роз белых гирлянды.
Может то я, может кто-то другой
Тихо сидит в уголочке веранды.
Может, он плачет, а может он ждет -
нечто почудилось, стонет калитка.
Может, он встанет, челом припадёт
там на веранде, челом до отвирка.
Где ж вы, те люди, что в хате росли?
Свет ты мой белый, какое раздолье!
Скорби потомков как танец пчелы
танец пчелы до бессмертного поля.
Может уже через тысячу лет -
я и не я, вдруг разбужена в генах,
на этой земле отыщу давний след
предков моих в позабытых легендах.
Голос криницы, чего ты замолк?
Руки шелковиц, чего вы заклякали?
Окна забиты и виснет замок -
ржавой серёжкой щеколдой прижатою.
Белый наличник слякоть обила.
Кто же так стонет в той хате ночами?
Может живёт там нечистая сила,
в печь пустоту запихнув рогачами?
Может, то жизнь наша, может вина,
Может, бальзам на изранены души -
Память криницы и память окна,
Память тропинки и дикой груши...
* * *
Счастливица, я вижу каплю неба
И две сосны в туманном забытьи.
Уже казалось, что живого нерва,
Живого нерва в теле не найти.
Уже душа не знала, где тот берег,
И утомилась ото всех обид.
Под грохот дня, в оркестрах децибелов
Мы были все как хор глухонемых.
Великий Боже! - после того чада,
Когда итоги все пришли к нулю, -
Я чую дождь. Он тихо плачет правду,
Что я того далекого люблю.
Я чую тишину. И мне запели птицы.
Проходят люди милы и незлы.
В пахучей хмари дождевой криницы
Стоит туман как небо без земли.
Пасутся тени вымерших тарпанов.
На цыпочках приходят счастья сны.
Весна поднимет чашечки тюльпанов, -
За неба краешек, а с ним за две сосны!