Когда Советы и Союз
свалил цунами
помчалась лихо тройка-Русь
за зипунами.
Мы, наших планов не тая
и здравых мыслей,
не растекались как Боян
по древу мысью.
Наш перестроечный настрой
был четко виден,
и с нами дядька был – простой,
как Черномырдин.
Хотя не этот казачок
подбросил клич-то
– теперь не вспомнить, кто ещё –
сарынь на кичку.
И двадцать лет (как ни крути
лихое время)
гуляло – кто-то поутих –
младое племя.
Не собирались воевать
(честь, платье – с нову),
да кто ж Царю не виноват,
не грешен Богу?!
Кто применял перо, как штык,
кто – пули-дуры,
но соблюдали блок братвы
и профессуры.
Кто не рискует, тот не ест,
– и впредь не будет! –
и мы рискнули всем, что есть
– лихие люди!
А кто особенно был лих
давал на чай нам
от накоплениев своих
первоначальных.
И, опасаясь лишь слегка,
что все под Богом,
воздвигли храмы на века
и к ним дороги.
Затем – в чём тоже нет греха –
взвели хоромы,
затем – пельменные цеха
на космодромах.
Но урожай теперь – сам-два,
и то – едва ли:
пришли иные времена,
хоть мы не звали!
Поизносились зипуны,
накрылся ваучер,
и на развалинах страны
слышны лишь «вау!» с «чур!».
Сибирью-то произрастут
ещё богатства,
но мы за валовый продукт
не станем драться.
Ведь долг картёжный платежом,
напомню, красен,
не отыграемся ужо –
итог всем ясен!
Кто виноват – не тот вопрос:
что делать будем?!
– а ты, Ляксей, гляжу, подрос –
пойдём-ка в люди!
Казак, еврей, великоросс,
татарин, чукча –
никто не хочет Дранк На Хвост:
на Запад – лучше!
В европы прорубив окно,
дойдут до Рима –
русскоязычные давно
тевтоно-кимвры,
Как на Рейхстаге – на Кремле
оставив баннер:
«Агафья Лыкова! Ушле!
Никониане».
Сбежим, как школьники в кино,
махнув, не глядя,
а виноват, пусть, Годунов –
скажи-ка, дядя!
Заколотив отцовский дом
– как самый прыткий
инфант в отечестве своём –
уйдёт Димитрий.
И все уйдут (и ты уйдешь,
и я с тобою),
затем обещанный мной дождь
следы все смоет.
И рухнут церковь, и мечеть,
и синагога,
и вся ведущая к ним сеть
и – эх! – дороги.
А он останется один
стеречь границы
– последний скиф и властелин
державы скифской,
не перейдя за этот ров,
как миллионы...
...и что в тебя я, Годунов,
такой влюблённый?