Капитан второго ранга пьян, как сапожник,
предлагает мне добить с ним поллитра.
Почему бы нет? Это можно.
Выпью и усы рукавом вытру.
Капитан начнет мечтать о море,
кругосветкою насиловать мою совесть.
Можно капитана слушать, но спорить –
все равно, что молитву читать корове.
Я вкушаю горечь бессвязной речи,
нанизываю биссер междометий.
Вот уже над рекой распластался вечер,
только ближний берег ее нуютно светел.
Мы сидим с капитаном на скамейке.
Я забываю вставлять «второго ранга».
… мимо бомж проковылял в рваной телагрейке…
… на указательном у капитана отсутствует фаланга…
Я уже сам два раза сгонял в ближайшую точку
и читаю стихи моему капитану.
Он кивает, икая через каждую строчку.
… никому ничего не кажется странным…
Подтверждается нарушение экологического баланса:
грязная чайка стащила колбасу как последняя ворона.
… напротив вечного огня на набережной начинаются танцы…
… панки в кустах хрипят «Гражданскую оборону»…
Праздник завершен – и праздник в разгаре.
Нам с капитаном уже ничего не нужно.
И вдруг он говорит: «Знаешь, парень,
что такое настоящая мужская дружба?»
И я понимаю, как давно ему одиноко:
и семья распалась, и дочки-стервы
уже не считают отца морским волком.
Не он последний, но и не он первый.
За серой июльской ночью не видно близкого моря.
Капитан за плечи меня обнял: «Какие твои годы!»
Я киваю. Чайки тоже не спорят
или просто молчат к перемене погоды.
- Сколько тебе, капитан?
- Тридцать восемь…
Тридцать восемь уже – на пенсию скоро…
- Да, - отвечаю, - лист желтеет, намечается осень…
И вспоминаю: сегодня мне стукнуло сорок.
Вспоминаю молча, ощущая под каждой глазницей подглазник…
Капитан запел про волны, исчезающие за кормою.
Капитан старше, потому что у него сегодня праздник,
за который он заплатил судьбою.
30 июля 2000