Наш «динозавр», вперёд лети!
И вот этот день, который уровнял всех первопроходцев, съездовских, «пленумных» и остальных членов профсоюза настал.
С утра опять потрескивает, нагреваясь, мой вагончик – день будет жаркий. Я почти бегу на прорабский участок – щитовой домик, расположенный рядом с клубом, на крутом береге Нии. До начала работы не менее получаса, а уже все в сборе...
- С праздником, Иванович! – улыбнулся Чернов.
- Спасибо, дождались. И день сегодня, как по заказу,- улыбнулся бригадир.
– Этот день мы приближали, как могли, - сказал Степанченко.
- Все собрались? – обвел глазами бригаду Лакомов... На нём новая чистая рубашка, начищенные сапоги и серая повидавшая разные передряги кепка...
- Кто ж такой день пропустит, Виктор Иванович. Даже больные выздоровели... Когда начинаем?
- Обещали сцепы к восьми. Но пока нету. Подождём.
Похоже, наш сегодняшнее событие, как и любое другое у русских, в объявленный час не начнётся. Хоть и пытается народ навести в своём доме порядок путем внедрения в массовое сознание поговорок вроде: «точность – вежливость королей». На каждое: «семеро одного не ждут», есть другие выражения, которые, как палки для лихой колесницы: «Работа – не волк, в лес не убежит...» Потому сцепы, как и начальство, не опаздывают – задерживаются где-то в дороге. Уже в который раз подправили звенья, уложенные в конце прошлого года. Вовсю налюбовались стоящим без движения укладочным краном. Его пригнали ещё недели две назад. Всё это время он стоял на боковом пути в транспортном положении. Сначала это была этакая сгорбленная приземленная механическая конструкция на железных колесах. В рабочее состояние его приводили на 20 станционном пути, самом ближайшем к растущим на берегу Нии соснам. Когда после рабочего дня механики и машинисты уходили, мальчишки своими майками и шароварами до блеска полировали катки, лесенки на стреле и прочие металлические детали путеукладчика...
На прошлой неделе удивили прораба Комкова: «За всю неделю продернули 750 метров... И сегодня до обеда уже 750...»
А все очень просто. До этого дня пробовали использовать рекомендованную спецтехнику рельсоразгоночные домкраты. Они, все четыре, поочередно выходили из строя. Молчанов попытался их наладить на месте – бесполезно. Пришлось везти на участок к Юрину. Пока там будут ремонтировать, Лакомов решил действовать привычными дедовскими методами. Пригнал «дэгэушку» – дрезину с краном и лебедкой. Разболтили несколько звеньев, надёрнули костыли, кинули трос и потянули рельс... И пошло дело...
В ожидании укладки я убедился в том, что самый лучший загар достигается в ...бригаде Лакомова... Моя кожа, привыкшая к южному солнцу, в большом городе несколько поскучнела – загорать несколько лет не удавалось. Зато в этом году привалило счастье. Не только мне Гуляеву, Когуню, Аксенову. Зрители со стороны даже предположили, уж ни из Южной ли Америки с ответным визитом в бригаду Лакомова прибыли чилийские «мачо»?! Спасибо тебе, шпалоподбойка, за предоставленную возможность выйти на полотно, заливаемое лучами жаркого сибирского солнца, обдуваемое ветрами, которые несут ароматы цветущих сосен и елей... Но сегодня можно закутаться в сигнальные жилеты – начинается укладка.
Сегодня укладчик выдвигается на остриё дороги. Он заметно увеличился в размерах, и стал издалека походить на диковинного динозавра. Голова с вытаращенными глазами-прожекторами выдвинута на длинной шее далеко вперед. Туловище – платформа, набитая шпалами и рельсами. Подслеповато выползает он на край последнего звена и останавливается... Наш «динозавр» несколько секунд думает, как быть? Надо продвигаться вперёд, но дальше дороги нет. А ему нужны новые просторы. Тогда он находит выход: вытаскивает из своего чрева очередную «лесенку» и бросает её впереди себя... И дальше, как паучок паутину, сам себе «ткёт» дорогу... Мы же ему в этом только помогаем...
Сегодня мы запрягаем своего «динозавра». Он уже стоит на станции, точит «когти» или роет землю копытами, не помню точно, что там на конечностях у «динозавров»...
Посмотрите на карту страны – какая мощная паутина железных дорог охватила пространство от Балтийского моря и Черного моря до Урала и моря Белого! А вот за Урал пробиваются несколько ниточек. А от Байкала к Дальнему Востоку тянется всего одна «паутинка»... В прошлом году от нее отделился отросток и стремительно двинулся на северо-восток...
Машинисты тепловоза ОВЭ подали сцепы на укладку в пять вечера. Слава Богу, что сейчас лето, и до 11 светло... Будем считать, что сегодня у нас вторая смена...
Первое звено пошло мощно, уверенно, слегка покачиваясь на тросах. Когда оно почти выдвинулось с платформы и зависло над укатанным полотном, кран осторожно продвинулся вперед, чуть наехал на башмак, которой установили на самом краю левой нитки рельсов. Крановщик, увидев сигнал бригадира, подал рычаг – звено плавно пошло к земле. Рельсы прицепили таким образом, что задняя часть звена оказалась ближе к земле, чем передняя. Ближние к укладчику шпалы уже касаются полотна, но большая часть звена остаётся на весу.
- Давайте, сколько можем – руками. Остальное – ломиками.
Лакомов встал на конец звена. Мы облепили висящие в воздухе рельсы, начали их раскачивать. Звено раз, качнулось на тросах, другой. На четвертом усилии Лакомов дал отмашку крановщику, и звено по кривой плавно опустилось на полотно.
Накладки прочно схватили наращенное звено и наш «динозавр» осторожно, словно нащупывая брод в реке, двинулся по только что уложенным рельсам...
- С почином вас, ребята!
- Спасибо, Иваныч! И тебя с праздником...
- Ну, вперёд, с Богом!
Погода – лето, ясно. Все парни, дождавшиеся большой укладки, хватаются за нехитрый инструмент с нескрываемым удовольствием! Даже ...болельщики набежали – десятка полтора человек наблюдают за началом укладки. Человек пять из них с фотоаппаратами. Надо отдать должное их выдержке: момент караулили очень терпеливо. Да, это и есть пейзаж, достойный внимания историка – путеукладчик на фоне поселка... Или посёлок на фоне новой дороги.
Первый сцеп выскочил играючи. Поскольку станция Таюра в декабре еще не была подготовлена к укладке, последние звенья прошлого года были смещены с оси. Теперь на ось главного пути приходится выходить вручную.
- Разобрали ломики!
Путеукладчик возвратился на исходную позицию. Команды подаёт поднаторевший на этой операции Андрей Полянский:
- Стали, подобрались… И - и - и раз!!! И- и - и раз!!!
Мы с азартом навалились на стальные рычаги. Звено, не отягощенное балластом, подалось неожиданно легко.
- Ладно, согласился бригадир. - Покажи, Володя...
Педаш бросил конец ломика на головку рельса, сделал несколько шагов по шпалам.
- Хорош! – выкрикнул вдогонку бригадир, показывая рукой на поселок. Это значит, что двигать звено будем в направлении от реки...
Подобрались, снова скомандовал Полянский...
С осью справляемся без особых осложнений.
Виктор Иванович снова становится на свой капитанский мостик. Расстояние между его ладонями – это зазор между рельсами. В этот момент один из монтеров выставляет шаблон, который определяет величину зазора между рельсами. Снова движение рычагом, и консоль с прицепленным к нему звеном плавно отходит назад.
Бригадир дает отмашку, и теперь звено всеми 46 шпалами намертво впечатывается в насыпь... Здесь оно будет лежать минимум десяток лет. Пока ни сточатся колесами проходящих поездов головки рельсов, пока не сгниют или разрушаться шпалы. Лязг накладок, стук вставляемых болтов и звон ключей, которыми стыковое звено монтёров присоединяет очередные 25 метров к Байкало-Амурской магистрали...
Мы запомним этот день 28 июня... Мы ещё не знаем, что другие дни будут отличаться друг от друга, как, к примеру, отличаются уложенные сегодня соседние звенья...
А звенья отличаются размерами рельсов. Одинаковые только на прямых участках. На кривых один из рельсов обязательно длиннее. Разница в длине рельсов называется забегом. И ещё звенья отличаются некоторыми специальными метками, которые наносят звеносборщики на базе Якуриме... Там, в бригаде Андреева работает Володя Графов, мой новый друг. Через неделю после начала укладки он встретил меня и, хитровато улыбаясь, спросил: «Ничего не заметил?!»
Я наморщил лоб. Была ночь. Был дождь... Была укладка... Ещё раньше – был Рождественский. Поэт. Володя сделал удивлённое лицо: о поэте слышит впервые. Да и я сам, если бы ни сказали, что приедет знаменитый Роберт Рождественский, не обратил на приехавших никакого внимания. Во-первых, потому что некогда. Во-вторых, каждый день посмотреть на укладку люди приходят толпами. Из поселка, из мехколонн, из лесхоза. А Рождественский хотя и появился в сопровождении многочисленной свиты, с расспросами к бригадиру не лез. И показную любознательность не проявлял. Он сделал все, чтобы не мешать нам. Ходил вокруг путеукладчика, смотрел и слушал звуки укладки... Удивительно, что в реве дизеля, лязге крана он уловил и песню бригадира, и прочувствовал настроение, с которым трудилась вся бригада. Было любопытно, каким стихотворением разразится Роберт на этот раз? Или на песенном: «Это время звучит – БАМ» – и закончились его магистральные потуги?! Мне хотелось подойти поближе, но сделать этого не мог – укладка пути была в разгаре. Наконец, звенья закончились, тепловоз уехал на груженными платформами и я подошёл к поэту поближе. Но Рждественский сказал только: «Вы работаете в музыкальном ритме...» – на этом его прозаическая часть выступления перед путейцами… закончилась. Но что верно, то верно: поэт удивительно точно уловил нерв Лакомова: укладка – стихия бригадира. Когда работа ладится, мы ясно слышим, как поёт его душа. От этого веселее и всем нам…
По реакции Володи почувствовал не то... Событие, которое касалось лично меня, должно было произойти в течение второй смены... Придется вспоминать по порядку всё, что было вчера...
Ночь, дождь и забытое сало…
...О том, что сцепы будут, стало известно в обед. Но впереди был совсем небольшой мостик, который сдерживал укладку... Мостовики сдали свой мост только в шесть вечера.
В ночную смену пойдут коммунисты и ...члены профсоюза...- сказал Лакомов, обведя нас глазами.
- А комсомольцы? – удивился уже не комсомолец, но еще не член партии Валера Иванов.
- У них сегодня отчетно-выборное собрание. Они как-нибудь в другой раз... отработают за нас ночью...
Дрезина к путеукладчику подвезла нас в семь вечера.
- Как аппарат, Толя? – спросил Лакомов, здороваясь с Сосковцом, машинистом укладчика.
- В полной боевой, Иваныч...
- Сегодня внимательнее смотрите, - сказал Лакомов, пожимая руку подошедшему крановщику Павлу Колмакову, маленькому мужичку, с глазами чуть навыкате. Наверное, от того, что Павлу Николаевичу подолгу и с напряжением приходится всматриваться в полотно. Относительно роста – и тут крановщика подобрали по габаритам маленькой кабинки, которая, словно к стволу дерева, привинчена к стреле крана. Её сами механизаторы так и называют – «скворечник». Монтеры пути смеются: «Придется вам с Бурмакиным подрядиться «скворцами» лет на десять до конца БАМа. Толстые мужики в ваш «скворечник» не втиснутся...»
Поскольку комсомольцы сегодня известно где, кто-то должен стать на стыки. Распределились так. Юра Гуляев с Толей Червяковым, Рашид Калимуллин и Михаил Лазоренко на стыках. Вообще-то Миша, мастер, и опыта работы на укладке ему занимать не надо... Вторую брешь на «рубке» закрывает невысокий машинист железнодорожного крана. Когда укладка, он берет ключ, молоток, «лапу», помогает нам... Его зовут Валера. Сегодня он удерживает «рубку» с противоположного конца моей ручки. Фамилию его я узнал совсем недавно, но запомнил надолго и сразу. Оставшиеся два номера заняли Миша Дубровин и Слава Молчанов. Наверх под стрелу «казаковать» верхом на «динозавре» взобрались Андрей Полянский и Валера Иванов.
Первое звено выскочило, как ядро из чугунной пушки.
- Восемнадцать, - переводит дух машинист крана. Мы секунду-другую держим «рубку» на грунте надо отдышаться после такого спурта, затем подхватываем, несем. Я делаю тридцать два шага.
- Хорош, говорит Дубровин. Мы относим свой тяжелый молоток ровно на 25 метров. Всё выверено до сантиметра. Следующее звено ляжет в полуметре от нашего инструмента. Лишних движений, возвращая инструмент к точке приложения наших сил, мы не делать не будем. В земляное полотно впечаталось второе звено.
- Кому? – кричит Валера.
- Нам! - доносится от стыка, который сболчивают Калимуллин и Лазоренко...
- Дзинь- дзить, дзинь - дзить, - уносится в сумрачное небо..
- У-у-у!!! – вопят в два голоса – первым и вторым - стыковики...
- А -а-а, быстро наелись, - довольно смеётся, опуская ручку, мой напарник. На этот раз, чтобы установить нужный зазор в рельсах, хватило пяти ударов. И мы, вдохновленные, подхватываем свой молоток и совершаем очередной забег на 25 метров.
Между тем первые два сцепа как-то очень уж быстро стали Байкало-Амурской магистралью.
- Если так дело пойдет, - весело заметил кто-то из стыковиков, к одиннадцати закончим.
Ох, лучше бы он не говорил этого! Только пошло первое звено второго сцепа, как из-за сопок нагрянула туча, небо стало сумрачным, и пошел хлесткий, напористый дождь. Одежда вмиг намокла, потяжелела. На третьем звене почувствовали, что в управлении аппаратом наметились первые осложнения. Наши подошвы не держат точку опоры, скользят по намокшему грунту. Удары инструмента получаются смазанными.
- Ну, Федорыч, ну, удружил... – заворчал обычно неразговорчивый Слава Молчанов. Он, самый миниатюрный из нас, ревностно следит за моментом приземления «Машуни» на плотно. Ухитряется так уравновесить на нижней плоскости, что её ручки не касаются раскисшего грунта...
Да, старая «рубка» с путейскими клещами, которые используются для переноски рельсов, была короче и легче. Но она была неудобной. После 5-7 ударов приходилось опускать наш молоток, передвигать клещи и повторять процедуру... Участковый механик Юрий Федорович Юрин понаблюдал за нашими мучениями и пришёл к выводу, что инструмент этот никуда не годен. Мы вынуждены перебираться, терять время. На звене набегало 10-15 секунд... На сцеп впустую тратилось около двух минут. На десяти сцепах уже двадцать минут. Это четыре неуложенных звена...
Через неделю Юрий Федорович выдал на гора своё произведение. Новая «рубка» стала длиннее. Она соединяется с основным «механизмом» двумя довольно массивными ручками на шарнирах, каждая из которых не менее полупуда. Потому-то наш молоток заметно потяжелел... Перехватываться теперь не нужно... Но чтобы выдержать серию из двух десятков ударов, усилий надо тратить больше. Впрочем, Славка среди нас «любитель». Он заменяет комсомольца Володю Безноженко. Мы, «профессионалы», уже оценили преимущества нового молотка... Главное, он производительнее своего предшественника! Я так и хочу воскликнуть: спасибо, Юра Юрин! Но такую фамильярность позволить не могу.
Наш механик давно для меня не Юра, даже не Юрий, хотя и приехал на Всесоюзную ударную комсомольскую стройку по комсомольской путевке... Несмотря на это его поначалу в штат не взяли. Он тогда отправился к начальнику поезда. Говорили они, Юрин и Миллер, долго... Может, совсем не о том, когда и куда именно выдал райком Юрке Юрину первую комсомольскую путевку, и когда вторую. Но я точно знаю, обладателем первой путёвки он стал в то время, когда на БАМе уже шли изыскательские работы. В тот год Юрин проехал через всю Сибирь и стал курсантом Иркутского авиационного технического училища. И так преуспел в учебе, что ему присвоили звание техник-лейтенант по эксплуатации самолетов и моторов и ...отправили в новое училище в Красноярске – обеспечивать матчасть для полетов других курсантов. Через год со всем составом школы его перебросили под Новосибирск. К началу войны училище располагало ста учебными самолетами «СБ» и полным ходом вело подготовку летчиков на 17 взлетных полосах. Началась война. Юрий Юрин писал рапорты и своей устремленностью на фронт организовал оскомину на зубах начальства. Его вызвал начальник училища и заявил: «Чем чаще будут летать наши курсанты, тем больше у них будет шансов вернуться из самых опасных боевых вылетов... Теперь, ты понял, Юрий Федорович, почему твоя персональная линяя фронта проходит здесь, в Сибири?!» Вот за то, что они, будущие воздушные работники войны, герои Родины и орденоносцы, летали часто и много, и наградили техника-капитана Юрина двумя орденами Красной Звезды, орденом Красного знамени. После войны готовил к полётам боевые самолеты еще 25 лет. Уволившись в запас, поступил работать слесарем и научно-исследовательский институт и несколько лет вытачивал детали для новейших аппаратов...
...Из кабинета Миллера Юрин вышел с распоряжением для Людмилы Григорьевны Шкараденок – начальника отдела кадров о зачислении Ю. Ф. Юрина механиком на третий прорабский участок комсомольско-молодежного СМП-266...
Что пришел нужный человек, мы поняли сразу. Сломались электростанция, домкрат, шпалоподбойка - во всех поломках разберется и утром выставит у дверей своей маленькой мастерской готовые к работе механизмы. Нашу «рубку» он не только привел в рабочий вид, но и любовно покрасил красной краской. Концы Юрий Федорович выделил белым цветом.
- Вот так надо готовить инструмент, - весело укорил Педаша Лакомов. – А ты: «Протерли тряпочкой...»
- Так и мы, была бы краска, смогли бы...
- Теперь нашу «рубку» придется «Машкой» называть...
- Что ж так неуважительно... Тогда уж – «Машуней» - теперь она, посмотрите-ка какая красивая и ладная! На неё хочется смотреть и смотреть...
- Особенно, когда ею овладевают сразу четверо мужиков, – хохотнул кто-то из путейцев... Лакомов, нахмурившись, махнул на нескладного парня рукой – ты даже хорошую мысль опошлишь...
- Уж если как и надо называть, называйте Марьей Юрьевной...
Но сегодня нам не до навеличивания... На скользком полотне наша «Машуня» владеет нами, как хочет. Ноги разъезжаются, один раз мы даже промахнулись мимо торца. Приходится переступать, нащупывая в полотне точку опоры. Хоть и передышка, но секунд пять-шесть каждый раз теряем... Мало того, мокрые верхонки отполированные до глянцевого блеска, соскальзывают с держателя. Во время перетяжки сцепов пытаемся сушить их на выхлопной трубе. У Валерки одна верхонка наполовину сгорела... Он охнул и разразился обиженной тирадой:
- Ах ты, шайтан, чтоб на горке у тебя тормоза отказали, чтоб колес ты не собрал!
Удары он не считает. Потерял счёт и звеньям… Его я лучше узнал, после того как прораб Валерий Павлович Уласик однажды сказал:
- Шеф, надо «забабахать» стенгазету...
У нашего прораба «шеф» и «забабахать» - любимые словечки. Отремонтировать электростанцию, уложить сцеп, выпустить стенгазету – всё, что надо сделать надо ...«забабахать»... А «шефами» у него и монтеры пути, и механизаторы, и сигналисты... Правда, чтобы этим словцом он обратился к своему непосредственному шефу – начальнику поезда – никто не слышал... Хотя я и стал «шефом» своего начальника, вздох мой особой радостью не дышал... Такое поручение у меня уже есть от парткома поезда. Но делать нечего – газету придётся выпускать: я прежде всего работник участка. А прораб – хозяин на своём участке.
- Этих рабочих надо отметить особо, так как они определяют настрой на всём прорабском участке, - подчеркнул Уласик и тут же перечислил несколько фамилий.
Я добросовестно всё записал. Одно слово резануло слух.
- Шайтан – это что – такая фамилия?
- Это машинист железнодорожного крана. Он такой невысокий. Ты знаешь его...
- Тот, который с ежиком?
- Совершенно верно, волосы у него торчат....
- Он мне нравится: веселый, шебутной. А его фамилия так и пишется: Шайтан? Может всё-таки Шайтанов?
- Шайтан, - сказал Уласик и почему-то засмеялся. – Коротко и понятно всем. Мы такую стенгазету «забабахаем», ух!
Через день в прорабскую ворвался отмеченный в стенгазете механизатор и с воплем: «Где этот долбанный журналист!» - бросился ко мне. Схватил за грудки: « Ты, чё пишешь, чё пишешь- то?! Кто Шайтан? Я?!! Я не Шайтан!
- Я же его еще переспросил: может, Шайтанов? пробормотал, холодея я.
- Кого – переспросил?!! Кто тебе это сказал?! Кто мог?! Да я его сейчас...
- Уласик, - наконец в эту словесную шрапнель вставил слово и я.
Валера как-то обмяк. Он отпустил меня и грустно, уже без бурных эмоций и удивления вздохнул:
- Палыч? Ну, он это может.
- Да не расстраивайся ты так... – усмехнулся мой оппонент, видя, что я запереживал больше его самого. Вот на Хребтовой, когда я только начинал работать, случай похлеще был. Отработал месяц. Все зарплату получают. Занял очередь и я. Подхожу к окошечку, представляюсь по форме. А мне в ответ: «Нет такой фамилии». Как нет, я же работал! «Может, не начислили», - предположил кассир и отправил меня к прорабу. «Ищите, - говорит прораб, - всё начислено, данные в бухгалтерию я подал». Я опять к окошечку – с претензиями: «Не морочьте мне голову». Кассир обиделась. «Если мне не верите, сами ищите». И протягивает бригадную ведомость. В самом деле – нет моей фамилии. А между тем все уже зарплату получили. Только в одной клеточке нет росписи в самом конце списка…
Крановщик вздыхает и замолкает.
- А какая фамилия была написана против той клеточки? - не удержался я от вопроса.
- Такая, как и у тебя в стенгазете...
- Шайтан?!
- Шайтан...
С трудом сдерживают смех все, кто прислушивался к нашему разговору. Улыбаюсь и я...
- Извини, Валера, но почему ...слово это привязалось к тебе?
- А шайтан его знает, - развел он руками. - Но я Викулов. Запомни на будущее.
И закрыл за собой дверь…
...На стреле крана зажглись прожектора. По насыпи заметались длинные тени. Перестал дождь. Это хорошо... Одежда быстрее сохнуть будет... Но не успели мы порадоваться, как небо снова прохудилось. На этот раз пошел дождь мелкий, тихий, почти неслышный, но от этого не менее противный. Миша Дубровин ушел на перетяжку сцепов. Обычно, с этой операцией справляются «верховые казаки» монтеры, которые работают под стрелой. Но сегодня дождь и темно. Или - темно и дождь. А ну тросы пойдут наперекос, какая-нибудь вывернувшаяся при транспортировке шпала пойдет поперек стойки сцепа?! Тогда завалится весь пакет ... Вот бригадир и снарядил на перетяжку опытного Михаила, а сам внедрился в нашу четверку. Он теперь не порхает от стыка, где у него командный пункт, к консоли, освобождая уложенное звено от цепей. И не слышу, чтобы он напевал что-то. Обычно передвигаясь вдоль звена, Виктор Иванович что-то мурлычет себе под нос. Быстрый, как ртуть, он с упоением растворяется в процессе укладки. На своем бригадирском мостике он как дирижер. Махнул рукой – солирует машинист стрелы. Выставил руку в сторону – внимание всей бригаде мы раскачиваем звено...
Когда я еще не работал путейцем, часто задумывался, чем же отличаются лакомовцы на укладке от других бригад. Вроде, эта работа не такая уж сложная. Вчерашний ребёнок, знакомый с игрушечным конструктором, справится без особых трудностей. Ответ получил от Анатолия Сосковца, старшего машиниста путеукладчика. Этот голубоглазый крутолобый и словоохотливый парень всегда оставался в тени укладочных бригад. Каждый из приезжих корреспондентов с жадностью впивался в понтеров пути и в упор не замечал механизаторов. А что мы, путейцы, сделаем без техники? Разве километр какой-нибудь узкоколейки... А с краном за смену можно прошагать больше километра. Важно чтобы дизель на платформе работал без перебоев, тросы не свисали, простая лебедка исправно подтаскивала к крану пакеты со звеньями... Всё это зависит именно от механизаторов Новосибирского управления механизации железных дорог (вон где головная контора находится) – от Сосковца, Дудникова, Колмакова, Бердникава, Бушмакина). А корреспонденты их в упор не видят, хотя любимый сюжет любого странствующего по БАМу корреспондента или оператора – звено, зависшее над полотном на трехметровой высоте...
Так вот он, Анатолий Сосковец, ответил вопросом:
- А ты можешь представить себе бригаду Лакомова, которая отдыхает после укладки 300 метров? А вот на вторых путях так и работают... Бригада Лакомова жадная до работы. Ей чем больше сцепов подали на укладку, тем лучше...
- Так любой бригаде лучше больше заработаешь...
- Э-э-э, не скажи. Эти пока не отстреляются до железки, не уйдут с полотна...
- А бригада, которая вела укладку от Лены? Она тоже старалась...
- «Бригада Тищенко? Старалась, но разве можно сравнить работу мальчика и мужчины? Виктор Иванович – профессор в своем деле. Он и бригаду подтягивает к своему уровню...
Сегодня, наверное, самая тяжелая с начала укладки смена. Виктор Иванович успевает оценить вклад Юрия Федоровича в бригадное дело – мы с ним заставляем нашу «Марью Юрьевну» раза три поцеловать торец рельса.
Вернулся Дубровин. Это значит подали последний сцеп.
- Рашид, готовь сало! – громко напомнил Лакомов. И от его задорного «...готовь...» становится веселее... С вожделенным гомоном у стыков зазвучало: «САЛО». И сразу все разом почувствовали: проголодались. Валерка с такт ударам стал распевать: «са – ло, са – ло». Наконец, последнее звено впечаталось в раскисшее полотно. Соскавец вырубил двигатель. Погасли прожектора. Не сразу в кромешной темноте различили две светящиеся точки – салон пассажирской дрезины и кабину тепловоза... Но главным событием последних шести часов стала наступившая тишина…
Признаюсь, я ждал этой минуты. Ждал, когда напомнит о себе Ния, струящаяся по невидимым перекатам. Ждал мокрый шум окружающих просеку сосен. Ждал барабанную дробь дождинок о стальные листы платформы. Ждал бульканье капель в лужах... Ждал всю эту симфонию ночных звуков, несколько часов от меня отторгнутую ревом путеукладчика, металлическими ударами, стуками звеньев, рельсов, возгласами монтеров пути. Теперь сырая холодная летняя ночь сразу завладела временем и пространством... Никогда не думал, что тишина может быть такой насыщенной!
Шлепая по лужам, мы пошли вдоль опорожненных сцепов к дрезине с давно заснувшим машинистом... Глаза, привыкающие к темноте, уже различают светлую полоску Нии, темные сосны на косогоре...
- Смотри-ка, уже 710 пикет!
Это Толик Червяков, совсем недавно влившийся в нашу бригаду, невысокий коренастый паренек. Он был бригадиром лесорубов. Когда просека закончилась необходимость в большом количестве производственных коллективов отпала. Теперь дорога удлиняется почти каждый день. На верхнее строение пути выходят укрупненные бригады, которые двигают шпалы, производят выправку пути, балластировку. Когда начиналась укладка, на прорабском участке произошла реорганизация. Из 13 бригад оставили семь. Теперь и наша бригада комплексная. Нас 23 человека. Нет сцепов? Мы шпалы по меткам выставляем, производим балластировку, рихтовку. Десять-пятнадцать человек с этой тяжелой работой не справятся, а вот два десятка путейцев – это уже солидные мощности...
- Это же наш километр начался! Вон оттуда, - взволнованно продолжал Червяков. Я даже разглядел на фоне ночного неба его руку: он показывал на сосны на косогоре.
- Ох, и попыхтели мы на этом косогоре. Пока наверх с «Дружбой» доберешься, уже весь мокрый... Стволы летели под откос метров на двадцать... Только успевай «Дружбу» выхватывать и отпрыгивать, когда лесина дрогнет и начинает валиться...
Мне нравится этот круглолицый парень. В темноте я не вижу его лица, только представляю. Когда Толик удивляется, он становится мальчишкой, совсем похожим на дядю Федора из мультфильма «Каникулы в Простоквашино»...
...Вваливаемся в дрезину. Червяков сразу принимается резать хлеб. У Гуляева полкуска мигом исчезает во рту.
- Да подождите вы... Надо ломтиком сала к языку, - замечает кто-то из темноты. И тотчас нетерпеливо напоминает:
- Рашид, давай сало!
Рашид растерянно оглядывается на Червякова.
- Так ты не взял...?!
- Я ж тебе…
- Елки-палки, - с трудом выдавливает Червяков. Лицо у Анатолия вытягивается...
– Когда ждали дрезину, я его...
- Съел?!!
- ... положил на бетонный блок... Чего ж в руках держать, в руках оно тает... Думал – Рашид возьмёт...
- Это вы нехорошо поступили... Вот теперь нам неправильные бутерброды есть приходиться – без сала.
- Толя, отрежь еще кусочек хлеба, только потоньше...
- Зачем тебе? Бери нормальный...
Глаза Червякова и лицо снова принимают привычную округлость ну, вылитый дядя Федор!
- Э-э-э, нет... Я тоненький положу на толстый и буду представлять, что это бутерброд с салом!
- А кто-то, я представляю, как вам за тот шмат целый вечер спасибо говорит...
Но скоро и эти голоса умолкают... Бригада засыпает. Усталость сильнее голода. Дрезина набирает ход. Луч прожектора выхватывает из темноты часть полотна с мокрыми рельсами, шпалами. Всё это неторопливо наплывает на движущийся транспорт и исчезает под его колесами. На противоположном конце салона колея возникает вновь и на глазах бригадира, который вглядывается в ночь из кабины, уменьшается и в конце концов растворяется в сыром мраке июльской ночи…