Фома
Жил на краю деревни немтырь Фома,
Не было у Фомы ни голоса, ни ума.
Дом кособокий его обходили все:
Толку с того Фомы, коль ни бэ, ни мэ -
Ни погорланить песни, ни поорать на баб…
Мало того, что немтырь, так еще дурак:
По лесу ходит, ухи к деревьям жмет,
Слушает да блаженствует, щеря рот...
А Фома вырезал из древесной плоти свистульки -
У каждой свистульки свой
Голосок,
Голос,
Голосище.
Дул в свистульку Фома и
Слушал,
Слушал,
Слушал…
Из осины - голос свистульки млел,
Трясся, как иудиных сорок тел,
Из березы — тоненько, нежно тёк,
Аки с бархатцей девичий голосок,
Из сосны — гортанно горчаще - так
Отче учит сына, а брата брат.
Из ольхи — гулил, лепетал на Ять ,
Этот – детям-ангелам лишь понять...
Свистел Фома, свистел,
Слушал Фома, слушал,
Пока не умер.
Положили Фому в гроб,
Приговаривая: «Мать его епп,
Лето хоть, слава Богу - земля мягка.
Время трать на блаженного дурака!»
Потащили Фому на погост под зной, под дождь,
Бабы даже плачут — человече все ж...
Лежит Фома в гробу, гладит его рукой,
А прижмется ухом — голос какой глухой,
Сдавленный, мертвенный, ужас, мрак…
Думает Фома: «От какой дурак,
Не скумекал свистульку из дуба сжить -
Уж давно бы услышали да пришли».
.
Преставилась дражайшая Софья Павловна Гец
Преставилась утром дражайшая Софья Павловна Гец,
как жила по-скромному, так и заявилась к Всевышнему:
в сорочке до пят, на тыковке кружевной чепец,
«все по уходу за канарейками» под мышкой книжка.
Ушла дражайшая...не прихватила ни кенара, ни ключей,
вспомнят о Софье Павловне дней эдак через двенадцать,
когда забьёт в подъезде запахи лука и кислых щей
монументальный запах распада белковой массы.
Дверь взломают при понятых,включат в прихожке свет,
в спальню прорвутся(по тряпью и рванью)с боями.
Врач с милиционером не поделят крошечный туалет,
врач будет блевать на кухне в горшок с геранью.
Вся эта дурно пахнущая неприятность не коснется уже
Софьи Павловны Гец как таковой, она предстала перед Всевышним.
Он бы поплакал и помолился о канареечьей этой душе...
да, некому, боже, некому... разве что на ночь себе лично
....
жил старик со своей старухой
да еще приживалка проруха
на троих щи варили
«Известиями» печь топили
раз в год приносила почтальонша Лидка
от президента одного второго третьего открытку
с поздравлением в честь дня великой победы
радость какая! светлели лица бабки и деда
посылали проруху в сельпо за поллитрой
и хвостами мочёными
а потом до полуночи пили и пели «очи чёрные»
а детей у них как и водится в сказке - не было
старшенький полег в Афгане
младшенький замерз по пьяне
ходят старик со старухой
в родительский день к ним в гости
угощают водочкой большенького Костю
а младшенькому Ванечке водки ни-ни
Ванечке конфетки и прянички
.
Бедная Лиза
Бедная Лиза рисует растительные организмы,
организмы шевелят губами мясистыми.
Лиза смотрит на них сквозь высокочувствительные линзы,
линзы светятся завидным оптимизмом.
Нужно быть безнадежной Лизой, к тому же бедной,
чтобы видеть в реальной до панцирной шконки жизни,
несуществующие метафизические объекты –
вроде шевелящих губами растительных организмов.
Они говорят ей: «Здравствуй милашка Лиза!
У тебя сегодня нежнейшая хлорофилловая кожа!»
и шёпотом о плодоножках — это было бы отвратительно пошло,
если бы подобное говорили физически существующие организмы
в дистрофичном анекдотичном до ступора неприличном
мире
к Лизе подплывает липидно-белковая субстанция Нина,
голосом Левитана громовержит: «Лиза!
Я вколю тебе двойную дозу аминазина,
если будешь шептаться с растительными организмами!»
Лиза смотрит на неё сквозь высокочувствительные линзы,
видит циррозную печень, камни в почке, сифилому на яичнике.
Ничего особенного, весьма предсказуемые «сюрпризы»
для тех, кто живет
в дистрофичном анекдотичном до ступора неприличном
мире
Лиза кривит губы, смягчается даже Нинино каменное сердце.
Нина убирает шприц, сама убирается, прищелкивая зубами,
а, значит, Лизе ночью можно будет пошептаться с Введенским
[у него изумительные стихи, не какие-то там Барто цацки-пецки],
а потом за ними прилетит Гагарин,
и они с высоты совсем не детской
сквозь высокочувствительные линзы
будут наблюдать за простейшими организмами
что живут в дистрофичном анекдотичном до ступора неприличном
мире
кастелянша вальсирует
О, метафизическая глубина и бесконечность замочных скважин!
В кои, не отрывая взгляд, можно рассматривать всякие чудеса:
вот, например: напевая, по больничной подсобке вальсирует кастелянша-
снежная, белая, рыхлая, с маленькой грудью и заколкой на волосах,
О, как она парит меж хрустящих стройных рядов халатов!
О, как счастье её о счастье большом кричит!
О, как в унисон сквозняку, меж окон танцует запыленная вата,
и хищных ламп расширяются люминесцентные зрачки!
Бог с ним, что у кастелянши радоваться - две банальнейшие причины,
Первая: завтра на карточку переведут аванс,
Вторая:(еще банальней) досрочно освобождается милый душе мужчина,
и, значит, вполне реальны мужские тапки в квартире… может быть, даже - ЗАГС
Пусть у неё сокровищ немного: на старой пелёнке, в углу, котята
(кошка их лижет наждачным ласковым языком, ворчит)…,
И на стене - фотография сына, что в лихом девяносто пятом,
дырочку пулевую в буйну голову получил.
Если не думать об этом… просто смотреть в замочную скважину,
долго-долго, не отрывая от кастелянши взгляд,
можно увидеть, как время на её лице морщинки разглаживает
и пришивает золотые пуговицы(вместо пластмассовых) на халат.