Это было в Карловых Варах.
Кофе был обжигающ, но недоварен,
Да ему было, в общем-то, все равно.
Он сбегал от себя и от слов «мой друг и товарищ»,
От оставленных в душной душе пожарищ.
Иногда сбегал навсегда. Говорил, что в кино.
Grand-Hotel. 18 век, золоченые арабески перилл
И рассвет, запутавшийся в портьере.
… Засыпал он всегда один, даже если в чужой постели,
Говорил, что к утру они так некрасивы,
Незанимательны, жутко спесивы,
Что сказать «хочешь кофе?» не станет силы,
Станет – только закутаться в простыни еле-еле.
Да с постелью, в общем-то, все банально,
Увлечения как-то на раз проходили.
Он так много успел и столько же потерял,
Но впрочем – его за что-то любили.
Увлекался фаготом, стихами, дайвингом,
Убивал себя алкоголем и драйвингом,
Наркотой, девицами, фотографией,
По-китайски расчерчивал каллиграфно
В ежедневнике фразы типа «который час».
Там же – расписание самолетов и поездов, телефоны касс.
Он не думал куда. Просто в Лондоне в этот период года
Сыро, холодно, мерзко, тоскливо, темно – а погода
Почему-то всегда так много значила для него.
Он смеялся: «Теплолюбивое существо».
Всякие Турции и Египты в общем-то не катили –
Все приличные люди там уже были,
Обошли там все улочки и базары и провозгласили,
Что «ничо так». Но именно НИЧЕГО.
Польша – это как в гости к родне – и так каждый год поездки,
Командировки и переводы, старинные фрески,
Германия – тоже нет, это пиво и бюргеры,
Америка – копы, сабвеи, биг-маки и бургеры.
Это было в Карловых Варах. Потому что Европа, ну ладно, Чехия –
Не встретить того, с кем сейчас не надо встречаться,
Здороваться и классически целоваться,
Говорить: «О, как здорово!», объяснять почему и зачем.
Он-то знал, почему. Он подумать ехал,
К кому и куда ему всё-таки возвращаться.