Фёдор Пилюгин. Перекур на... ледоход

Северобайкальск Литературный
Перекур на ...ледоход

 Тот день постарался стать таким, чтобы его запомнили ещё и потому, что ему посчастливилось стать Днём Первого поезда. Небо темно-голубое, солнце, снег    всё ослепительное, яркое, холодное. Иней покрывает ресницы, волосы, воротники. Температура – под минус пятьдесят.

 За ночь перед поездом сколотили трибуну у входной стрелки станции Таюра. В полдень поезд показался в мостовом пролете. Жители поселка, не уместившиеся на площадке перед трибуной, стояли, невзирая на мороз, на откосах выемки, на автодороге, на улицах – оттуда первый поезд даже видно было лучше. Затарахтел в небе вертолет. Как оказалось – с космонавтом Леоновым на борту. Космонавт привез привет из звёздного Звёздного Звёздному таёжному и наблюдение от космических братьев: трасса магистрали видна даже из космоса. Но Алексей Архипович не просто космонавт. Он первым и в открытый космос вышел, и на видимую со звёзд магистраль высадился с вертолета. Первым из космонавтов посмотрел, как таёжный тёзка их земного космического дома выглядит на фоне рельсов. Остался довольным. Поздравил таёжный народ с трибуны и в сопровождении земной свиты улетел в свой подмосковный Звёздный... Уехали и многочисленные корреспонденты. Я остался, терзаемый мыслями: вот это и есть праздник?! Так долго его ждали, а он, как космонавт Леонов, спустился к нам с небес, помахал с трибуны ручкой, заверил, что БАМ виден издалека – из самого космоса (большое видится на расстоянии) и снова исчез в бездонном небе.

 Но остались у Звёздного рельсы... И это – наш главный праздник…

 Вот по ним-то сейчас и ходит наш бригадир. И, наверное, думает: зачем спешили, если и через три месяца после укладки последнего звена прошлого года не сдвинулись ни на звено. Чтобы услышать из Кремля одобрение Л. И. Брежнева? Всё правильно, и приветствие нужное, и слова правильные: «...за короткий срок в суровых природно-климатических условиях созданы производственные коллективы, способные высокими темпами осуществлять сооружение гигантской стальной магистрали...»

 Но впереди много работы, надо отвоевывать у тайги новые плацдармы для применения новых человеческих сил и способностей. Но с этим как раз и выходит заминка...

 -  Иваныч, ну-ка стрельни!   кричат домкратчики.

 Мой бригадир припадает к головке рельса...

 -  Давай ещё!

 Мы накатываем, как стайка бегунов, на промежуточный финишный створ. Но в самый разгар этого бега раздаётся голос бригадира...

-   Парни, кончай работу!

 Мы недоуменно переглядываемся: как это   «кончай»? Мы же зарядились до моста! А до него рукой подать, метров пятьсот осталось.

 -  Глуши, Славка, «жэзку»! - настойчиво и весело повторяет Лакомов. Славка Молчанов, флегматичный невысокий «начальник» электростанции, послушно щелкает рубильником. Приказы начальства не обсуждаются... даже если до вожделенного промежуточного финиша   моста через Таюру – остаётся всего ничего... И над насыпью воцаряется тишина... Точнее, так нам казалось в первые две-три секунды, после того, как затихли шпалоподбойки, и под жесткими подошвами кирзовых сапоги перестала греметь щебенка. Уши, освободившиеся из-под жесткого гнёта производственных звуков, уловили странный, до перерыва не слышимый гул... Будто откуда-то со стороны Звёздного на нас надвигается тяжелогружёный железнодорожный состав. Отдельные звуки, слившиеся в монотонный грозный гул, заставили вертеть головами: поезд?! Откуда?!! Из разъезда Чудничный дежурный диспетчер его никак не мог выпустить – на перегоне работают бригады путейцев... А со стороны Звёздного поезда еще не ходят. Да и нет сейчас на станции ни тепловоза, ни подвижного состава... Те, которые были, ушли на станцию Лену ночью... Но гул идёт именно со стороны поселка!

  -  Айда на речку – ледоход начался,   весело махнул рукой Лакомов, и, сияя, как озорной мальчишка, запрыгал по насыпи...

 И тут только мы посмотрели на реку. Она была внизу, слева. За автодорогой стоит частокол из остроконечных еловых верхушек, сквозь который белеет еще полчаса назад неподвижная Таюра. Теперь белый экран изменился в цвете – посерел   и пришел в движение. Наползая друг на друга, по течению сплошным серым месивом идут льдины. Мне, как ребенку, сидящему в кинозале на самом удаленном от сцены ряду, трудно следить за происходящим на экране:   за деревьями реку видно плохо. Я в нерешительности смотрю на парней. Можно спуститься к реке через лес... Но снег, защищенный от солнечных лучей кронами сосен и елей, здесь только осел, набрался влаги, всё еще остаётся глубоким... Так что кротчайший путь к реке – по насыпи, по которой к мосту уже спешит наш бригадир. И мы ринулись за Лакомовым. Вдоль рельсов помчалась необычная кавалькада: мужики в оранжевых сигнальных жилетах. Бригадир впереди, поминутно оглядываясь на нас. Мы, подталкиваемые любопытством, уже не просто идём – бежим, будто опаздываем на ...поезд. На какое-то время шум вскрывшейся реки даже становится неслышным. Это наши сапоги, яростно вдавливаясь в только что ссыпанный хопрами щебень, подняли такой гул и грохот, какой, пожалуй, и стадо слонов не могло произвести... Уже началась кривая, которая выводит насыпь к железнодорожному мосту. Она могла быть много длиннее, если бы река продолжала свой прямолинейный бег. Но в этом месте берега делают любезный экивок строителям – удобнее всего повернуть здесь. Так что крутой поворот перед выходом на мост машинистам тепловозов делать не надо.

 На берег у железнодорожного моста выбегаем все сразу. Остановились, переводя дыхание. Внизу, слева от внушительной металлической конструкции, простирается простенький настил на круглых стальных сваях    мост автодорожный. На почтительном расстоянии от него замерли вереницы машин. Еще час назад неподвижная река, скрывающаяся под ледовым панцирем, пришла в движение, будто кто-то запустил невидимый конвейер. На льдинах чернеют какие-то доски, бревна, камни. Неподвижная, как царский трон, плывёт металлическая бочка. Её, видно, на льду забыли механизаторы, которые отсыпают насыпь вдоль Нии. Возле моста льдина с бочкой заволновалась. Трон покачнулся, упал и покатился на другую, плывущую следом, льдину... Да что там бочки, доски, бревна – из-под железнодорожного моста показалась ...целая танцплощадка... В наших рядах произошло некоторое замешательство... Это, точно, прорывается к Лене зимний панцирь притока Таюры – Нии. На её берегах нарезают ложе для второго бамовского перегона. У места впадения Ния разделяется на две протоки, образуя довольно большой остров с просторной и ровной поляной посредине. Её первостроители сразу разглядели с крутого берега. На берегу шло строительство поселкового клуба «Таежник»... Молодых плотников уговаривать долго не пришлось, и они вскоре сколотили самый востребованный в поселке объект... С крутого берега к танцплощадке прокинули крутую широкую лесенку. Через протоку пробросили легкий мостик. Электрики от сосны к сосне протянули времянку... На полянке вспыхнул свет, загремела музыка, и на остров потянулись стайки молодых людей и девушек.

 Еще прошлым летом здесь гремели усилители, парни и девчонки лихо отплясывали фокстроты и вальсы... Немало слов и вздохов было сказано и услышано на этом настиле...

-   Ёлки-палки, Парниша! Где теперь будешь со своими невестами вытанцовывать?   - ахнул женатый Валера Иванов, наклоняясь к уху Вити Степанченко.

 Глаза холостяка Степанченко погрустнели. Его планы и назначенные еще в прошлом году встречи рушились на глазах всего поселка. Река, неспешно покачивая настил в ритме танго, несёт лирическую конструкцию на грубые металлические быки автодорожного моста! И вот эти доски, объединенные временем, желаниями, музыкой в единое целое, интенсивно мятые-перемятые сотнями подошв, и каблучков молодых посельчанок, река со всей мощью своего пробудившегося течения швыряет на опору! Треск дерева доносится даже до насыпи. По бригаде пролетел гулкий ропот.

-   Говорили же им: надо разобрать...

 -  Ничего, в Таюре (деревня в 60 километрах ниже по течению, в устье реки, на берегу Лены) ее поймают по частям и обратно соберут: какой культурный объект достаётся и совершенно даром!

 -  Если туда что-то доплывет... Смотри: между опорами не проходит.

-   Эх! Не доберётся, родимая, до деревни...

  -  Не хочет менять звёздную прописку объект культуры...

   - Крейсер «Варяг»: погибаю, но не сдаюсь...

 С насыпи было хорошо видно, как часть настила, словно лист картона, сложилась вдвое, вползла на металлический ледорез, снова перегнулась... Из-за моста показались части площадки, поплыли отдельные доски. Но основная часть настила упрямо не желала покидать границы поселка... На неё надвинулась одна большая льдина, затем – другая, третья. У моста на глазах вырастал ледовый затор. И тотчас от группы на берегу выбежал человек, проворно выскочил на пустую проезжую часть моста и что-то бросил в скопление льдин... После этого развернулся и, придерживая шапку, и еще быстрее припустил к берегу... Когда он уже миновал настил и выбежал на берег, ухнул взрыв. Пышной седой бородой распушил он над рекой ледяной затор... Мелькнули в ледяном крошеве сломанные доски. В гул ледохода вплелся мелодичный перезвон, будто где-то за рекой к ледоходу спешили на тройке с бубенцами... Это в воздухе стукались друг о друга кусочки льда, выброшенные взрывом. Некоторые льдинки упали метрах в десяти от нас, на откосе насыпи. С дороги от машины с будкой тотчас отделился человек с флажком и вежливо попросил нас в укрытие. Мы нехотя встали... Не для того прибежали к мосту, чтобы посидеть в каком-то укрытии. Поднялись выше по склону сопки, и, не отрывая взгляд от реки, моста, продолжали наблюдать ледоход... Оставшиеся от танцплощадки доски пробивались сквозь ледяное крошево, дыбились, простирая к берегу, на котором стоял поселок, свежие сколы. Они были похожи на руки человека, который выбрался из ледового плена. Обессилив и потеряв надежду, он посылал берегу прощальный взмах...

 А по мосту снова бежал человек.

  - Хорошая тренировка,   - заметил Володя Педаш. В юности этот крепкий парень неплохо боролся, и, кажется, был чемпионом какого-то района. Он бы и в поселке занимался борьбой. Но на спартакиадах строителей в программе соревнований борьба не практикуется. Но, как бегают, прыгают другие парни и особенно девчата, наблюдает охотно...

  -  Да, прирожденный спринтер,  -  согласился чернявый, похожий на цыгана Андрей Полянский, тоже спортсмен   футболист. Говорок его выдает в нём темпераментного южанина – романтика степных южных просторов. Для меня загадка, как он оказался в Сибири, на строительстве дороги... Впрочем, транспортные строители   они те же ...цыгане. Построили участок дороги в одном месте – и дальше... Прощайте, обжитые места, обихоженные огородики, школы, поликлиники. Здравствуй, нетронутый край, приветствую вас, таёжные замовьюшки, палатки, бараки...

   Замаялся, сердешный,   посочувствовал самый мощный из всей бригады Саша Янкин. В декабре прошлого года, когда эстафету укладки принимал Звёздный, от корреспондентов не было отбоя. Потом в одной из центральных газет вышел разворот, в центре которого среди множества снимков появился выразительный Сашин портрет с лаконичной надписью: «А. Янкин. Путеукладчик». Видно, корявые записи в блокноте фотокора переплелись, и вместо мощного путеукладочного железнодорожного крана модным словом он окрестил человека. Газета попала на глаза Когуня. Старожилов из Игирмы он не задевал, хотя по взглядам, которые он бросал исподлобья на Янкина, было понятно, что симпатичны ему были не все игирминцы. По какой-то неизвестной мне причине недолюбливал он и Янкина. Может, из-за его общительности, доброжелательности. Газету, которая выделила одного, причем, с точки зрения Когуня, не самого достойного, он спрятал в карман рабочей куртки и в первый же рабочий день на прорабском участке, торжествующий, развернул ее и объявил с торжественностью, с которой чтецы декламируют стихотворение Маяковского «Товарищу Нетте, пароходу и человеку»: «А Янкин. Путеукладчик». Все бывшие в этот момент у дверей прильнули к газетному развороту. Молоденькая сигналистка Алевтина, после окончания педучилища год отработавшая в Чувашии в начальных классах, а теперь приехавшая на строительстве магистрали с намерением построить хотя бы один метр дороги своими руками, впилась в фотографию, подпись под которой была обведена кружком. Она уже знала, какие составные части объединяют хорошо известные слова «железная дорога». На верхнем строении пути работают монтеры пути, путейцы. Алевтина с удивлением перевала взгляд на подходившего к участку Янкина...

 -  Так он же путеец... Монтер пути, - строго поправила газету бывшая учительница начальных класс. Алевтина не любила неточности в жизни, даже если они проявлялись в газетах...

 -  Это мы – монтеры... А Янкин – путеукладчик...

 Последняя фраза была цитатой. Её Когунь продекламировал с язвительным пафосом и явным желанием уколоть подошедшего товарища... Янкин опустил голову, буркнул:

    - Опять ты за старое...

 На прорабском уже знали, что Янкин скоро переводится в отдел временной эксплуатации. Эту бы новость все восприняли с пониманием. Александр по основной профессии – помощник машинист тепловоза. И теперь-то, когда рельсы пришли в Звёздный, и первые грузы для строителей уже начали поступать на станцию Таюра, можно и оставить смежные профессии лесоруба, монтера пути. К тому же, достает коллега, язви его в душу, своим ...путеукладчиком...
   Сейчас в взрывбанду просто так, по документам, уже не принимают,   заметил Когунь, скептически следя за очередным забегом взрывника.

  -  Как не принимают: в газете на прошлой неделе читал: «требуются взрывники»,   после того, как прогремел взрыв, подал голос кто-то из сидящих.

 – Потому и пишут, что старички-взрывнички оказались профнепригодными... Взрывники должны иметь хорошую скоростную подготовку...

 -  Теперь что, при приеме их еще и бегать заставляют?

  -  А как же! Отвезут претендентов от конторы километра на полтора – два – они пачками крутятся вокруг любого отдела кадров   и дают отмашку. Кто первый добежит до конторы, того и берут на работу...

-   Наверное, нашли именно тех, кого искали, -  хмыкнул, наблюдая, как взрывник совершает очередное ускорение, Полянский. - Вы вот мне скажите,   не обращаясь к кому-либо, сменил тему Андрей. – Дорога, которая начинается у Лены, почему называется Байкало-Амурской? Почему это мы с таким пренебрежением отнеслись к участку, длиною более 300 километров?

 Лакомов не принимал участия в происходящих обсуждениях. Он сидел, подперев голову рукой, и просто глядел на реку, на проплывающие льдины, на мост, на снующих туда-сюда взрывников... Он никак не реагировал и на кадровые проблемы взрывников, и на предположения, кому достанутся доски от разбитой танцплощадки, и на разглагольствования по поводу названия новой дороги. О чем спорить? Название сложилось, вошло в географические справочники, расплескалось по мировым изданиям звонко, призывно: БАМ, БАМ... Звучит. ЛАМ? Ха: ЛАМ – не звучит…

 – Что за ХЛАМ?!!

 – Какой – ХЛАМ? Не надо так …ёрничать, ребята…

 – Хоть ёрничай, хоть серьёзно говори. Всё одно – незвучное название.

 Географически, да, может быть более точное: исток новой дороги начинается именно у Лены. У реки большой, даже великой. Если б эти территории были заселены так, же как, скажем, районы Поволжья, а дорога на восток от реки только начинала строиться, другие варианты невозможно было бы и предположить. Попробуй назвать как-то иначе эту магистраль, если бы она (предположим на мгновение!) начиналась у Волги... Только ВАМ – Волжско-Амурская магистраль... И Лена – это Лена. А Байкал   это БАЙКАЛ.

 Лакомов был полностью, без остатка занят ледоходом. Искоса поглядывая на своего знаменитого бригадира, я даже удивился: он наблюдает за рекой с каким-то мальчишеским восторгом и отрешением... Его серые глаза, кажется, даже поголубели...

 Виктор Иванович перехватив мой взгляд, несколько смущенно улыбнулся.

 – Такое событие... Явление природы... Такой момент, может, раз в жизни выпадает,   сказал он, словно извиняясь за свою неработу в течение последних минут. – Весной в 74-ом как раз в это время был на съезде... В прошлом году   сессия Верховного совета... И попаду ли в будущем году,   не знаю... А тут раз уж ледоход начался, и мы здесь... Сам Бог велит посмотреть.

 И он сделал жест, будто рукой погладил реку...


 - Красиво...

 Оказывается, глаза у него, не серые – голубые. Как тот скол апрельской льдины, в котором отражается небо…