Я у судьбы в любимчиках не значусь,
А испытаний - хватит на троих.
Я детство вспоминая, втихомолку плачу,
Чтобы никто не видел слез моих.
Себя я помню чуть ли не с рожденья.
Воспоминанья эти запечатал страх,
Вливающийся с молоком в момент кормленья,
Избитой матери, отцом, и на моих глазах.
Мне и сейчас виски сжимает, аж до звону,
Когда я криком заходился на руках:
"-Сынок, не бойся, я тебя не трону."
А мне передавался материнский страх.
Я помню лес невдалеке от Дона,
Кишащий гадами различных величин.
И мы по бездорожью,прочь из злого дома,
Чтоб не поймал и маму не избил.
Мы отдыхали, когда он "садился".
Четыре срока - между ними - ад.
И мать боялась разводиться.
Так запугал и всех опутал, гад.
Да, и куда сбежишь в деревне,
Где негде спрятаться - везде найдет.
С двумя детишками, без документов
Кто против уголовника пойдет.
Ошибку совершил, приехав в город,
Здесь - новый срок, а мы - бежать.
И на развод, пока в отсидке ворог,
На суд подать решилась мать.
Вернулся он - и в сердце кровь застыла.
Но я тогда уже мог дать отпор.
В ту пору мне уже 13 было.
Лишь он за матерью, я в руки взял топор.
Кто спас его - Бог или моя жалость,
Но я тогда ударил по спине.
Со страхом удивление в его глазах смешалось,
И, побежденный детский страх, во мне.
Лет через двадцать я его простил.
Мать до сих пор, наверно, не простила.
Не потому, что бил, а - жизнь разбил.
И их лишь примирит могила.