4.
Грязный и жаркий Восток.
Гашиш. Письмена. Гашиш.
Ты все время молчишь, Восток.
Ты все время молчишь.
Пыль занимается сексом
С воздухом и моим лицом.
Я знаю, что это есть дом.
Я знаю, это мой дом.
Легкая ткань полудня.
Закрытые двери гробницы.
Там спят три блудницы.
Я сон одной блудницы.
Торговцы кладут мне в руки
Орехи, кожу и сахар.
У меня нету страха,
Позади совсем нет страха.
Дым танцует под солнцем.
Я делаю вздох.
Теперь в моих белых легких
Белый танцует бог.
5.
С глазами, познавшими гораздо больше чем годы,
С телом, ищущим уже не разнообразия, а формы,
С пальцами, которые сам себе отрубит, если не пишут,
С легкими, гниющими от сигаретных вспышек –
Знание, плавающее в жидкой пустоте из любви;
Символ того, чего больше нигде не найти;
Один, просто один из числа тех, кого нет;
Дух, отдающий себя за свет.
6.
Ты кончишься, Кто-то соберет тебя в сосуд,
Завалив сверху не доломанными иллюзиями,
Страстями, словами земли, а не воздуха…
Сосуд запечатает Кто-то, над крышкой наговорив
Желаний, раскаянья, стихов – поздно.
Кто-то не будет плакать, будет смотреть кино,
Поедет в машине по кукурузным полям;
Кто-то читает книгу, написанную давно,
Его ревностные воспоминания.
Кто-то закроется руками от молний,
Подумает, это Ты смеешься над ним;
Поедет в машине по розовым волнам,
Помнит, гад, Твой любимый цвет волос;
Помнит еще, что никогда никого не называл дорогим.
Никого нет – дорога живет еще дальше,
Длинная жизнь; над полем из кукурузы ничего.
Как странно, что нет дождевой воды.
Кто-то ищет огня. Закуривает трубок сто.
И рождается дым, заполняющий пустоту,
Которой становишься Ты.
Нет знака стоп.
7.
Дети Свободы и Бесплатной Любви,
Что вы ищете на холодных дорогах Рима?
Вы касаетесь каждого чужого своим
Жаром, и рождается новый бешеный ритм.
Дети, думаете о красивом и общем мире,
Когда вокруг себя творите порнографический фильм.
Читаете жалкие рифмы у подруг на квартире,
Вместо того чтобы лишаться от убийств сил.
Вы живете внутри звезд и спите в морях.
Дети Свободной Любви и Безденежья;
Вам не знаком ни животный страх,
И не потеря в пространстве времени.
8.
Кажется, что все везде пропахло кровью и солью;
Под моими ногами течет бледное небо;
Мне всю свою жизнь очень больно.
А если бы меня не было?
Не думай об обезьяне – стучит в не моей голове.
Чувства проснулись и сдохли сразу.
Я живу в закрытой стеной стране
И учусь не заканчивать фразы.
Дрожат руки от безнадежности докричаться.
9.
Каждый мужчина хочет каждую женщину.
Каждая женщина это солгасие.
Поцелуи без вопросов, поцелуй – ответ.
Все что есть – живое. Нет вещей.
Обнимаю руками всего/всю/всех тебя,
Пропуская массу дней.
10.
С кем еще говорить, как не с самим собой.
Бесполезные незаконченные предложения
Пьяных в автобусах, в придорожных кабаках;
Я бы рад был потерять и так плохое зрение,
И еще слух, и не думать об этих стихах.
Я хожу по улицам как под кайфом,
Хотя ничего и не употребляю, кроме вина.
Тяжелое дыхание, пар машин, тени.
Это мог быть сон, если бы не красная пелена
На глазах – глубокий порез системы –
А вернее, просто боль от пробитой руки.
Боль – единственное доказательство жизни.
Серые стены из живого мяса – доказательство боли.
Фонари на моем пути горят редко.
Время не имеет значения и нет ничего кроме
Твоих губ и глаз.
11.
«Я тебя люблю»
Пошлость в первой строке;
«Делай все, что захочешь»
Моя рука в твоей руке.
Зачем мне писать эту дрянь?
Ты всего лишь ребенок из другой страны.
Видишь кровавый край
Падающей зари;
Он такой же, как я.
Жаркий вблизи
И красивый на горизонте.
Мне не нравится слово «семья».
Я всю жизнь обитаю в сквоте
С наркоманами и идиотами,
Не думающими ни о чем,
Кроме какой-то работы,
И что после мы все умрем.
После мы все умрем –
Ты тоже об этом знаешь.
Я хочу быть вдвоем,
Только ты совсем не читаешь.
Это страх внутри костей,
Он течет в крови и желчи;
Есть много других мастей,
Что окажут тебе больше чести.
Писака, пропойца и жид –
Зачем этот ангельским пальцам?
Я буду собою же бит,
Я буду собой (с тобой) – самозванцем.
12.
Главное – это жажда, возрастающая с каждым вздохом.
Жажда всего, что можно прощупать зрачками.
Люди, книги, птицы, целые города.
Главное это жажда признать себя для себя.
Нужно сидеть и писать часами, днями;
Если только любовь – ее невозможно упустить,
Потому что желать заведомо значит страдать.
Если только любовь – ее нельзя забыть.
Главное – это жажда: твоего молока в стакане,
Тихого мягкого голоса, который забыть нельзя.
Жажда увидеть души через тела.
Главное – это то, что приходит с каждым вздохом.
И каждого слово и каждого голова
Есть центр Вселенной, которая вся из эфира,
Как и вся кровь из вина.
Нет того что совсем хорошо и нет того что так плохо.
Главным будут все сефиры*, которые можешь познать.
Города, трава, книги, кто-то.
Главное – это слово, которое можешь сказать.
Даже если не видишь бога.
•Сефира – каббалистический символ на Древе. Означает определенный этап в жизни человека.
13.
Я опустил глаза и увидел белую тень,
Расчерчивает на песке контур рыбий.
Я давно забыл, какой теперь день
В ожидании пыток на дыбе.
14.
Уже не помню, но кто-то сказал мне пойти к доктору;
Он поможет разобраться внутри себя.
Помощь? Все о ней постоянно шепчут или кричат.
Вот только когда я в беде, схожу с ума – живу –
Через меловую линию от прыжка с высотки,
Боятся, зовут других помочь.
Я стал болен еще при рождении.
Мой диагноз – жить как писать.
Я болею все чаще, когда наступает ночь.
Воя на звезды, черные псы рвут глотки;
И я о многом звездам хочу сказать.
Который раз пытаюсь прочитать в холодную пустоту
Свои рукописи.
15.
Как быстро приходит завтра.
Расколотый пополам полдень,
Вязкое чувство того, что вчера все с тобой.
И страх остаться просто еще одной
Частью забытого мира.
Воздух с утра так холоден.
Как быстро приходит завтра.
16.
Мой врач очень внимательно следил за моим состоянием;
Я отвернулся к стене и медленно засыпал.
Приятно приятно приятно приятно…
Смерть это сон. Смерть это пробуждение.
Мое тело расслабилось и стало холодным.
Я открыл глаза. Рядом женщина с красными волосами.
Впереди огромная каменная арка-проем, под которой вода.
Делаем шаг вперед и прыгаем вниз, сквозь арку.
Вокруг собираются люди. Никто не знаем где они и зачем.
Мы – есть. Только набирая конфеты, не можем прижать их к груди.