Мне, потомку той смутной и странной эпохи,
из которой не выйдешь, приблизив стопарик ко рту,
это всё по душе, ибо дети считают нас лохами
в нашем времени. Я стою у заставы. К костру
подхожу. Пахнет дегтем, козлами, навозом.
Ощущаю себя прапрапра на жестоком ветру:
- так у "Боинга" мыслят себя паровозы.
Я читаю в объятиях кухни. Все спят - как забыли...
Рядом газ и кофейник, ворчит холодильник. Зима.
Ноги ноне в портянках российских остыли.
За окном в переменку: любовь, окаянство, война.
Век осьмнадцатый там, где в глазах тлеют плошки.
Эту книгу захлопнуть легко, но потом
возникают из марева сабли, рубящие в крошку,
обшлага обветшалых мундиров. И супчик с котом.
Да, не выйдешь из книг ты, пока не уткнешься,
пьяный в лоск, носом в нужные дамские ножки...
Ой, морозы! да храп лошадиный, да балы,
яд в бокале, интриги: вы всё это, верно, читали...
Исторический флер вроде древнего кала,
где потом нефть и уголь находят в отвалах...
Здесь обрывки поступков и знаковых фраз, -
зданий нынешних жидкий, бетонный каркас.
подчеркну эти книжные фразы отметкой ногтя,
будто выпадом шпаги у черной и мелкой реки,
ощущая усилье ума, боли правого локтя,
что поранили турки, отваге моей вопреки.
Император чеканит медали и слушает лесть.
Мнёт клопов в полусне, тож уставших от гонок.
Мои пращуры портят, как есть, деревенских девчонок,
а потом меня мама ругала - да кто же ты есть?
Эта книга не кончится никогда.
Главы смешаны. нет ни величья, ни славы.
Похвала, судьбы, взлёты, паденья, пальба.
Да блевание в снег отупевшей от славы Державы.
Всё. Прочитано это. Похоже на Кафку.
Вот, пожалуй и всё. Я захлопну страницу,
где поступь тяжелых колонн.
выхожу на балкон и курю свою жизнь без остатка.
выхожу без абшида, то есть без отставки.
То есть - без погон.