Чернила индиго в чернильнице – радужный блик.
На белом листе неподвижные строки застыли.
Когда-то, когда-нибудь, мы наяву жили-были -
об этом остались улики зачитанных книг.
В игрушечной жизни своей мы, отнюдь не шутя,
совсем по-серьёзному плачем, страдаем, смеёмся.
И вы закрываете книгу, а мы остаёмся,
своим одиночеством боль за бессмертье платя.
В своих городах, что на карты не нанесены,
где вечер лиловый, а утро в тумане размыто,
мы, наши следы оставляя на каменных плитах,
проходим чредой молчаливой, как тени и сны.
Но мы ещё встретимся, только труба вострубит,
и явится вновь неофит, и рукою несмелой
форзац обнажит, и на лист его, девственно-белый,
привычной тропинкой чернильная вязь побежит.