О Серёге-художнике, жившем, а потом и бомжевавшем в нашем городе.
Когда он отморозил ногу, и её ампутировали, он, каким-то чудом, получил комнату в коммуналке, в самом захолустном районе, где над ним постоянно издевался сосед – гастарбайтер, то ли украинец, то ли молдаванин. Мы с моим другом Николаем, к сожалению, так и не смогли застать дома обнаглевшего соседа, чтобы поставить его на место, когда привозили Серёге медикаменты, еду и сигареты.
Потом Серёге ампутировали и вторую ногу и забрали в один из пансионатов.
После чего следы его затерялись…
…Серёга – бомж, тихонько постучал.
«Володя, слушай, выручи немного,
Ты, вроде бы всё время выручал…»
«Да нет проблем, возьми, Серёга»
И, комкая бумажки в пятерне,
Смотрел Серёга под ноги печально:
«Володь, спасибо! Я тебе к весне…»
«Да ладно! Не волнуйся. Всё нормально.
Ты лучше расскажи мне, как живёшь?»
«Да что рассказывать? Житьё, Володь, лихое.
Ты, не в обиду, просто не поймёшь,
Что значит жизнь бродяги и изгоя.
Вон видишь снег? Весёлые деньки.
Зимою нам всего труднее. Знаешь,
Подвалы, теплотрассы, чердаки…
Иль просто так, под небом замерзаешь.
Я, прошлый год, в одном подъезде жил,
Так малолетки выгнали оттуда,
И, пёрышком, чтоб, видно не забыл,
Мне всё лицо изрезали, паскуды!
Такие вот, Володя, чудеса.
Ещё никто не пожалел ни разу.
То пнут под зад, а то натравят пса.
Да ещё баба бросила, зараза.
Ты её видел, я с ней бомжевал?
Съел с ней на пару пуд дерьма и соли,
Какой - то хмырь к себе её забрал.
Он там с квартирой, хоть и алкаголик.
А я ведь не всегда бродягой был
Ну, помнишь, был ведь дом с теплом и светом.
И как его по пьяни, просадил?
Не знаю… Но, корю себя за это!»
Я знал Серёгу. Знал уже давно
Он был художник, и весьма хороший
В, забытой, словно старое кино,
Той прошлой жизни, той эпохи прошлой.
«Серёга, слушай, ты же рисовал?
Ведь у тебя талант был необыкновенный?»
«Да я забыл, когда и кисти брал.
Где рисовать то? Разве что на стенах.
Да и вообще, ты знаешь, завязал
Уже давно я с ё..ным искусством,
С тех пор, как я однажды расписал
Задаром особняк для новых русских.
Они меня швырнули, как лоха,
Когда спросил я платы за работу,
Притом, ещё намяли мне бока.
Такие с алкашом у них расчеты.
Кричали, что испортил весь уют,
Что всё – мазня, всё пошло и бездарно.
И, что меня за это не убьют,
Я им по гроб быть должен благодарным.
Ну, врали, ясно, чтобы не платить
Тогда кидать была такая мода.
Мне б, дураку, сдержаться и не пить,
А я запил с досады на полгода.
Когда очнулся – стал уже бомжом,
Гляжу, а в дверь другой замок врезают,
Кричат мне, мол, бумаги я на дом
Им подписал. Когда? Не помню и не знаю..
Вот и качусь с тех пор всё дальше вниз.
Сам не скачусь, так люди мне помогут.
Какая тут, Володя, на хрен, жизнь?
Так, вроде, день прошёл и слава Богу.»
Стоял Серёга, сигарету мял.
Ему быть может в затрапезном виде
Неловко было, но я точно знал,
За свою жизнь он даже мухи не обидел.
И думал я, что ж это за закон?
Где ж, она, правда? Где же справедливость?
И неужель Серёга был рождён
Не для того, чтоб просто быть счастливым?
Ну, было. Пил. Не справился. Не смог.
А мы то что? Родня, друзья, соседи?
Или не нам подал, когда-то, Бог
Весть о любви, добре и милосердии?
«Ну, что ж, пойду, Володь. Бывай здоров!»
Сказал он тихо мне перед уходом.
И подалсЯ на семь дорог, на семь ветров.
С тех пор не видел я его почти два года.
Где ты сейчас, Серёга? Как живёшь?
Как чувствуешь себя средь душ заблудших?
Ведь, если правду говорить, хоть ты и бомж,
Но средь людей, поверь, не самый худший.
.