Ножик резал.
Ложка подгребала.
– Соли много?
– Перца с хреном мало!
Ложка влюблена была до звона,
любовалась ножиком – икона.
Жадная гребла, гребла, гребла,
помутнела – да и померла.
Нож тупел
и прыгал со стола.
– Ложка-дура!
Вот ведь… умерла…
Вилка появилась с позолотой.
В рюмку талия – ножу икотой.
Он сияет,
рубит, словно сабля.
Вилка деликатна,
дама-грабля.
Со спагетти крутится в балете,
к запеканке жмется и котлете…
Нож торчит в эрекции хорошей.
Бьют тарелки грязные в ладоши.
Появился, как-то под обед,
клептоман. – И вилки больше нет.
Нож согнуло. Жизнь не задалась.
С чайной ложечкой вступает в связь.
Та вся в тортиках и нежностях сиропа,
ей никто не гож – сама себе Европа.
Нож заточен был на отношения,
ложка чайная – на пенки от варенья.
В общем, получился общепит,
и теперь у ножика болит,
ноет ножий стержень по ночам,
моют с ферри, водят по врачам,
ручку трут, как блямбу алладина,
– все напрасно, – выпала перина.
Ох, и грустно доживать на свете
ножику в матренином буфете,
если ты не гей, не супермен,
– просто нож времен СССР.