Погоня.
Все скоро разошлись, и стало очень тихо.
Умолкли даже ночь сверлившие свистки.
Песок теперь желтел там, где случилось лихо,
Но помнил, помнил взгляд кровавые мазки
Ужаснейшей картины, что смерть нарисовала
Внезапно и так буднично, а потому сильней
Воображенье многих она тем взволновала,
И будет волновать всех видевших людей.
Он бросился туда, считай, одним из первых,
Ведь всё произошло почти что на глазах…
Как трепетные струны вибрировали нервы,
И словно под уклон, забыв про тормоза…
Внезапно, ни с чего, вдруг отказали ноги…
Он плюхнулся на лавку, легко мог и упасть.
С чего-то сами мысли рассыпались на слоги,
И вовсе улетели… оставшаяся часть
Соединить, как будто, беспомощно старалась
Дичайшую реальность вот с тем, что до того…
Потом чужая словно туда, к своим, закралась,
Но в плане проясненья не вышло ничего…
Тут близко от него столкнулись две гражданки.
К их ору-причитаньям прислушался Иван.
Они кричали громко всё о какой-то склянке –
Волной густой, тягучей подкатывал дурман…
«Здесь Аннушка во всём, конечно же, виновна!
Она разбила склянку и масло пролила.
На ней лежит вина! Да-да и – безусловно!
Ещё ругалась, помнишь, что юбку облила»
На том как откровенье в одно соединилось:
Видения, Пилат, «профессора» слова –
Откуда он мог знать, скажите-ка на милость,
Что именно вот так отскочит голова?
Подстроил сам, конечно! И это уж – наверно!
Вот только для чего? Пойти его спросить!
С чего бы оно вдруг так обернулось скверно?
И кто за то в ответе? Кого теперь винить?
С большим трудом поднявшись, поплёлся на аллею,
Где пришлый незнакомец всё продолжал сидеть.
Он про квартиру что-то… Квартира, Бог бы с нею!
Но для чего вот так-то? Зачем же Мише смерть?
«Кто вы такой, скажите? Сейчас прошу ответить!»
«По-русски очень плохо… Не знай, как говорит…»
«Чего пристал к нему?» - не вдруг пришлось заметить,
Что рядышком на лавочке ещё один сидит.
«Ну, да! Ну, да… конечно! Я верю вам, а как же?
И часу не прошло, как чётко понимал!
И рыцарем дразнил, не знай с чего, отважным,
И, как родному вовсе мне руку пожимал.
А вы сюда не лезьте – вас лично я не знаю!
Вы лучше помогите субъекта задержать!»
«Профессор» гнёт своё: «Никак не понимаю…»
И с места поднимается, похоже, дёру дать.
Не зная как тут быть, Бездомный растерялся:
«Вас нужно задержать!» - в который раз твердит.
А тот весьма спокойно, не слушая, поднялся:
«Однако мне пора! Я будет уходит!»
«Как уходить? Постойте!» - во след им устремился.
Поглядь, они уж эвон где – у самых у ворот.
И не вдвоём уже – к ним третий прицепился:
Громадный, словно боров, какой-то чёрный кот!
На задних лапах шёл вертлявою походкой.
Драгунские по виду не для кота усы.
Компания «плыла», покачиваясь лодкой…
А майский вечер цвёл и не скрывал красы.
Сверкали ярко звёзды и оживлялись тени,
Шептала что-то страстно, как ластилась, волна,
И пахло душной пылью от всех кустов сирени,
И с улиц в переулки метнулась тишина.
За нею, как казалось, та троица вдогонку.
Иван как не спешил, никак не поспевал.
«Не догоню! – шептал – Похоже, мало толку!»
Чуть было их де-марш совсем не прозевал:
На Спиридоновке они внезапно разделились,
Решили уходить теперь по одному…
Бездомный понимал: в открытую глумились,
И даже не скрывали - зачем и почему…
С великою проворностью тот «клетчатый» ввинтился
В автобус переполненный и прямо на ходу!
Умчался тут же прочь, чем от погони скрылся,
Но кот и незнакомец, как прежде, на виду.
Вот, что это за кот? Субъектец необычный –
Обычным посчитать и вовсе бы не след…
Ненастоящий, странный, излишне эксцентричный –
Вошёл в трамвай, представьте, пытался взять билет!
И это никого совсем не удивило…
Кондукторша одна: «Нельзя котам!» - кричит.
«Вот это да! – мелькнуло – Вот это даже мило!»
Как будто ей привычно, что кошка говорит…
Допустим, что и так: до этого нет дела!
Но почему хотя бы ты деньги не берёшь?
За плату увезти его не захотела,
И что с того, гражданка? Бесплатно повезёшь!
Короче. Он тогда поехал просто «зайцем» :
За что-то зацепился и всё – прости-прощай!
Никто не возмутился, не погрозился пальцем,
Пусть даже между прочим, случайно, невзначай…
Однако из троих «профессор» лишь остался.
Среди людской толпы мелькал его берет.
Иван из сил последних уж не бежал, а мчался,
Собакою вынюхивал, отыскивая след.
Всё скорость прибавлял, с прохожими толкался,
Без передышки вовсе и вон из кожи лез,
Но даже ни на шаг к тому не приближался –
В одном из переулков тот вообще исчез.
Поэт смутился этим: не стоило стараться?
Но тут явилась мысль, высвечивая темь:
Враг в доме, безусловно, под номером тринадцать,
В квартире коммунальной с чего-то сорок семь…
И вот он этот дом, вот номер на квартире.
Открыла двери девочка, ребёнок лет пяти.
Но где его искать? Иль в ванной иль в сортире,
Ведь ежели не там, нигде и не найти!
Обычный коридор. Как всюду в коридорах,
Темным-темно, конечно… А у кого не так?
Нет лампочки в плафоне. Не повод ли для ссоры?
Не потому ль повсюду ужаснейший бардак?
И никого вокруг кому б задать вопросы…
Из-за одной из многих в наличии дверей
Стихи читали будто, но так громкоголосо,
Что сразу захотелось пройти её скорей...
Прислушавшись, услышал: вон там вода шумела.
Пошёл на этот шум. Нашёл, что захотел.
С усилием рванул, аж дверь чуть не слетела,
Когда она раскрылась, совсем остолбенел:
Там в ванной мылась голая какая-то гражданка,
Закутанная в пену с мочалкою в руках.
Будь каплю посветлее, возникла б перепалка,
А что б потом случилось – подумать даже страх…
Бездомному везло: она не разглядела!
«Кирюшка! Это вы? Совсем с ума сошли?
А как Фёдор Иваныч вернётся? Разве дело? –
Мочалкой замахнулась – А ну-ка прочь пошли!»
И сам не разобрался, как в кухне оказался,
Где в полумраке тесно стояли примуса.
Из жителей ни с кем пока не повстречался,
Хотя бродил, блуждая, не меньше полчаса…
Взгляд на стене заметил бумажную икону,
И за её киотом венчальных две свечи.
Решил забрать с собою без всякого резону.
Унёс совсем легко – они ж не кирпичи…
В пустынном безобразном каком-то переулке
Взглянул по сторонам – нет следа беглеца.
Сказал себе: « Шалишь! Не кончились прогулки!
Ты всё равно найдёшь, настигнешь подлеца!
И даже знаешь где: в Москва-реке, конечно!»
Спросил бы его кто: «С чего вдруг? Почему?»
Воскликнул бы на это: «А потому!» - беспечно.
Пришёлся б вам ответ такой вот по уму?
Но вот он на ступеньках из тёмного гранита,
С которых сход имелся к мерцающей воде…
Поверху словно нефть нечаянно пролита –
Играли спектром пятна не сплошь, но кое-где…
Немедленно разделся, сложив свою одежду.
Нырнул. Вода ожгла – она была, как лёд…
Хотелось тут же выскочить… Растаяли надежды…
Но всё-таки поплыл туда, сюда, вперёд…
Потом уже искал вдоль берега со стоном
Пропавшие вещички, что сбросил сгоряча…
Но вместо них нашёл несвежие кальсоны
И рваную толстовку. Не тронули икону, лежала и свеча…
Как поступить? Что делать? Понятно, облачаться…
Уж лучше, скажем, это, чем вовсе ничего…
Одно его смущало: как в этом возвращаться?
Москва же не безлюдна… Не вышло бы чего…
С одеждою пропал билет от Массолита –
С чем он не расставался, представьте, никогда!
И где теперь искать буржуя-паразита,
По милости которого стряслась эта беда?
Беседуя вот так, увы, с самим собою,
В невзрачном неглиже нарисовал маршрут:
«Мне нужно к Грибоедову! Там субчика накрою!
Уж там-то меня знают! Там верят мне и ждут!»