Прошло два дня, а Данко не вернулся.
– Цейтнот, и в темечко вода.
Фонарь издох. Наш пафос сдулся.
Все повороты – не туда.
Грызу сухарь во тьме кромешной,
и думаю, а за *уя?..
– Я тешила свой дух мятежный,
в подземны лезла *беня.
Сидим в мешке «Большая Жопа»,
и ждем, как манны, Покрова.
А где-то над… – гудит Европа.
А где-то под… – шумит вода.
А хорошо бы на охоту,
на запах, выполз Минотавр…
…пусть Минодор, хоть хрен моржовый!
или с дудукой аксакал.
Молчим на заданную тему.
Вдруг, где-то слева, странный звук:
– Тук-тук-тук-тук… Стучат копыта?!
Тук-тук (осанново!), тук-тук.
Взбодрилось дохлое бодрило.
Фонарь шахтерский замигал.
Как будто пятки запалило.
Будь проклят, карстовый провал!
Пять поворотов. Две лазейки.
Я высираюсь, словно червь!
И вот он, пейс! меня, ищейки,
– Правь! Навь! и сказочная верфь!
Бьют полочан отнюдь не навьи,
здесь стадо коз (читай, козлов),
и где-то рядом – Македонский,
с ватагой ряженых мослов.
Печален миг. Печально слово.
И свет в конце тоннеля – миф!
В овечьей шкуре как-то ново,
И вместо каски, рогом, – риф.
В Единорога бы, по вере,
– да не спотешили яйцом,
хвалилась бы, в своей манере,
как матерью, отцов отцом.
И шли тропою партизаны,
кротовьи норы покорять…
А под землей, ребята, сыро.
Не покурить. Не пострелять.