Долго едет царский сын
Через лес и средь равнин.
Под уздцы коня берёт,
Переходит речки вброд;
Топи зыбкие обходит,
Где лесная нечисть водит
Свои пляски-хороводы,
Где полны русалок воды.
Труден путь Ивана дальний…
День сменяет мрак печальный,
Ночь слабеет, рвётся, тает,
Место солнцу уступает.
Третий день пути настал.
Сделал он в лесу привал,
Из ручья воды испил;
А как жажду утолил,
Вышел из чащобы дед,
С посохом, согбен и сед:
«Здравствуй, сокол молодой.
Счастьем, или же бедой
В путь отправлен ты далёко?»
Хоть печаль была глубока,
Царский сын открыл ему,
В путь пустился почему.
Опершись на посох свой,
Старец тут вздохнул седой:
«Э-хе-хе… Ведь так не гоже.
День побыли б в этой коже –
Поумней бы девки стали.
Знать, не нюхали печали…
Чем помочь могу тебе я?
Слышал только, что Кащея
Повергали раз несметный.
Да что толку – он Бессмертный!.. –
И, открыв суму, изрёк: –
Дам тебе, Иван, клубок.
Пусть ведёт к Бабе Яге,
Всё-то знающей карге».
Опустил клубок на траву.
Словно чувствуя забаву,
Тот запрыгал, закрутился,
Подскочил и – покатился!
В стремена Иван скорее,
Да клубочек пошустрее –
Знай себе вперёд несётся,
Мимо елей, вдоль болотца.
Залежался, знать, в суме,
С сухарями, в полной тьме.
***
И завёл его клубок
В глушь без тропок и дорог.
Стал Иван уж сомневаться:
Надо ль было слушать старца?
Только вдруг, в укор Ивану,
Лес открыл пред ним поляну.
Посреди на курьих ножках
Старая стоит сторожка,
Почерневшая избушка.
«Ну-ка, дряхлая старушка!
К лесу повернись спиной,
А окном встань предо мной!»
Тут избушка заскрипела…
Повернуться лишь успела,
Вмиг окно и отворилось;
В нём старуха появилась –
Ведьма с костяной ногой,
Что зовут Бабой Ягой:
«Чую, чую своим нюхом –
Пахнет близко русским духом!
Фу-фу-фу! Как по лбу вдарю
Да в печи-то и зажарю!..»
«Кто же гостя так встречает?! –
Ей царевич отвечает. –
В дом сперва бы пригласила,
Напоила, накормила…»
Захихикала старуха:
«Что, совсем скрутило брюхо?
Заходи, коль не боишься,
Чем богата – угостишься!»
Вот Иван к ней в дом вошёл.
Есть метла – не убран пол,
На стене пучками травки,
Дремлет чёрный кот на лавке.
«Проходи, гость дорогой!
Не побрезгуй сесть с Ягой, –
Стол скатёркою покрыла
И поставила, что было. –
Не гнушайся, ясный свет:
Мухоморы на обед…
Ишь, какой голодный вид!» –
«Я, бабуль, признаться, сыт…» –
«Расскажи, милок, тогда:
Что стряслася за беда?
Что к старухе привело,
От которой только зло?»
И Иван поведал ей,
Как жену украл Кащей.
«Фу-фу-фу! Опять Кащей?!
Старый хрыч, мешок мощей!
Знать, по-новой озорует,
Девок, ягодок, ворует!..» –
«Ты мне, бабушка, ответь:
Где добыть Кащея смерть?» –
«Слушай! Есть за лесом луг,
Дуб на нём, в ветвях сундук.
Заяц в сундуке таится,
В зайце серая утица;
Утка с виду хоть мала,
Да с яйцом, в яйце – игла!
Острие иглы сломаешь –
Сразу жизнь и отнимаешь
У бессмертного Кащея!
Только так сразишь злодея!..» –
«Вот бы мне тот дуб найти!
Сколько дней к нему идти?» –
«Дуб не так уж и далёк…
Но ведёт к нему, милок,
На весь лес одна тропинка!
Видишь, чахлая осинка?
От неё пешком пойдёшь,
Под уздцы коня возьмёшь,
А поскачешь – стук копыт
Вмиг Кащея известит!
И себя тогда погубишь,
И девицу, что так любишь!..»
В путь Ивана проводила,
Окна все и дверь открыла,
Чтобы вышел русский дух,
И себе сказала вслух:
«Вот, Кащей, и рассчитались,
За "хрычовку" поквитались!
Долго тропку я топтала…
Вот расплата и настала!
Может вспомнишь – фу-фу-фу! –
"Старую хрычовку"!.. Тьфу!»
***
Путь Иван продолжил дале.
Поутихли чуть печали,
Голод знать себя давал –
Ведь мешок-то пустовал.
Захрустел малинник вдруг.
Снял с плеча царевич лук,
Смотрит – средь кустов медведь.
«Подстрелю!», а тот реветь:
«Пощади, Иван, меня!
Медвежата ждут, родня!
Не останусь я в долгу,
Срок наступит – помогу!»
Пощадил его Иван,
Возвратил стрелу в колчан,
Дальше путь продолжил свой.
Смотрит – заяц, чуть живой,
В страхе под кустом трясётся.
«Что ещё мне остаётся?
Хоть зайчишку подстрелю».
«Не губи, Иван, молю! –
Просит заяц. – Тебе в дружбу
Сослужу ещё я службу».
Дальше царский сын пошёл.
Смотрит – молодой сокол
С малою добычей сел.
«Я и сокола бы съел,
Раз иной поживы нет».
Сокол вдруг ему в ответ:
«Не стреляй, Иван, прошу!
Пищу я птенцам ношу.
Ты повесь лук на плечо...
Пригожусь тебе ещё!»
Привела тропинка вскоре
На простор, где сине море
Свои волны плещет громко.
У прибоя пенной кромки
Щука раскрывает рот,
Добра молодца зовёт:
«Пожалей, Иван, меня!
Я лежу уже полдня,
Нет уж силушки моей…
В море брось меня скорей!»
Щуку пожалел Иван,
Бросил в море-окиян.
Та всплыла, хвостом плеснула
И в глубины ускользнула.
Часть пятая http://www.stihi.ru/2011/12/02/5009