Царевна-лягушка. Часть третья

Алексей Кокорин
     Царский пир во всю гудит.
Во главе сам царь сидит,
Рядом – сыновья, их жёны,
Разубраны, насурьмлёны.
Стол трещит от разных блюд,
Слуги новые несут:
Осетрину, с мёдом бочки,
Дичь, солёные грибочки,
Вина, сбитень, разный квас…
Стол разломится сейчас!
Скоморохи лихо скачут,
Разны фортели мастачат,
В бубны бьют. Эй, балалайка!
Ну-ка, звонче заиграй-ка!

     Пьёт-гуляет люд честной,
Лишь Иван сидит смурной:
Щёку подперев рукой,
На разгул глядит с тоской.
На душе когда невзгода –
Не до яств, и не до мёда…
Братьям что – смеются лишь:
«Что, Иван, один грустишь?
Без жены, повесив нос?
Хоть в платочке бы принёс!»

     Вдруг раздался звон повсюду!
Затрясло столы, посуду…
А со звоном стук да гром
Царский содрогнули дом.
Все бояре и дворяне,
В долгом путаясь кафтане,
К окнам бросились тотчас:
«Что за враг идёт на нас?!»
Тяжко тут Иван вздохнул
И рукою лишь махнул:
«Это шум от лягушонки,
Ко мне едет в коробчонке…»
И совсем главою сник.

     У крыльца же в этот миг,
Под шестёркой молодых
Резвых рысаков гнедых,
Встала дивная карета.
Вся сияет в бликах света!
Слуги спрыгнули с кареты –
Сами красно разодеты, –
Дверцу, поклонясь, открыли.
Все, кто видел – аж застыли!

     Из кареты дивной той,
Изумляя красотой,
Сходит дева распрекрасна:
Словно день светла и ясна,
Как луна лицом бела,
Высока, стройна, мила;
Волосы златого цвета,
В шёлк лазоревый одета;
К царскому дворцу идёт,
Где Иван лягушку ждёт.

     Поднял взор Иван тоскливо.
Дивное пред взором диво!
Обойди хоть целый свет,
Краше этой гостьи нет!
Взор с неё Иван не сводит,
Дева между тем подходит,
Говорит с улыбкой вдруг:
«Здравствуй, милый мой супруг!
Василисой звать меня.
Не признал? Жена твоя.

     Прежде я была, мой милый,
Лягушонкой – то постылый
Царь Кащей оборотил.
Знать, отказ мой не простил:
Не пошла я за злодея,
С чёрным сердцем лиходея,
Проклял он тогда меня
На три года и три дня.
Только ты мне муж желанный,
Богом и судьбою данный!»


                ***


     Вновь гуляет люд честной!
За Ивана пьёт с женой,
Кубки с мёдом поднимая,
Счастья молодым желая.
Братья, оба, беспрестанно
На жену глядят Ивана:
Краше жён их во сто крат,
Обскакал их младший брат!
Лишь боярыня с купчихой
Злобою исходят тихой –
Зависть душу им грызёт:
«Ишь, разинули все рот!»

     Вин отведав лёгких, сладких,
Василиса их остатки
В левый вылила рукав.
До чего затейлив нрав!
Подсмотрели жёны братьев;
Не жалея своих платьев,
Всё вино, что не допили,
В рукава тихонько слили.

     Василиса кушать стала.
После косточки собрала,
Что от лебедя остались –
На столе чтоб не валялись,
Их в другой рукав сложила.
Хоть всё это странно было,
Жёны братьев вслед за ней
В рукава хрящей, костей
Из объедков насовали:
«Нас обманешь ты едва ли!»

     Плясовая заиграла.
Первой Василиса встала
И с Иваном в пляс пошла,
По светлице поплыла.
Левым рукавом взмахнула –
Озеро водой блеснуло,
Что возникло средь палат.
Ахнул люд и стар, и млад!
Правый вскинула рукав –
Озера покой поправ,
Белы лебеди поплыли.
Все, кто видел – рты открыли!

     Жёны братьев сей же час
Встали и пустились в пляс.
Меж собой перемигнулись,
В плясе разом повернулись,
Левым рукавом махнули –
И в гостей вином плеснули!
Не утёрлись ещё гости –
В них летят хрящи да кости!
То боярыня с купчихой,
В пляске разогнавшись лихо
И запрыгав, заскакав,
Правый вскинули рукав.

     А одним большим мослом,
Пролетевшим над столом,
Даже в глаз царю попали.
«Чтоб вы, дерзкие, пропали!» –
Царь, держась за глаз, вскричал;
На невесток осерчал
И велел их с пира гнать:
«Будут, негодяйки, знать,
Над людьми как потешаться,
На царя как покушаться!»
И прогнали двух подруг,
Смех был даже среди слуг.


     Стали царские невестки
Вместе думать об отместке,
Василису всяк бранили:
«Жаль, её не раздавили,
Когда мерзостью была!»
В каждой столько было зла,
Что на месть они решились,
Меж собой уговорились
И пошли к Ивану в дом,
С ревностью своей и злом.

     Сундуки пооткрывали,
Платья все подоставали –
Нет вещей жены его,
Ни нарядов, ничего.
«Где же вся её одёжа?!»
Смотрят – лягушачья кожа
У стола лежит на лавке…
Взяли кожу две мерзавки
Огонь в печи развели
И на пламени сожгли.

     И тотчас же над дворцом
Свет померк, ударил гром!
Василиса побледнела,
Боль пронзила её тело:
«Извели, Иван, меня!
Только три осталось дня
Быть мне в лягушачьей коже!
Царские невестки, всё же,
В терем твой со злом пришли,
Кожу, мне вредя, сожгли!
В царстве дальнем тридевятом,
В государстве тридесятом,
Где царём Кащей постылый,
Там ищи меня, мой милый!..»

     Лютый ветер тут ворвался,
Закружился, заметался,
Василису подхватил,
Дивной птицей обратил
И унёс с собою прочь.
Чем супруг ей мог помочь?..

     Собираться стал Иван
В дальний путь. Взял лук, колчан,
Выбрал самый лучший меч,
Чтобы латы мог рассечь.
Шлем надел, плащ и кольчугу.
«Отыщу свою супругу!
Всё пройду – огонь и воду,
Но дарую ей свободу!»

     В путь пора уж торопиться.
Вышел он с отцом проститься;
Сына царь перекрестил,
С тяжким сердцем отпустил,
Слёз отцовских не стеснялся.
С братьями Иван обнялся,
За супружниц не виня,
Сел на доброго коня
И поехал в край далёкий,
Где правителем жестокий
И коварный, словно змей,
Сам Бессмертный царь Кащей.


Часть четвёртая http://www.stihi.ru/2011/12/02/3069