Вот скажите мне: почему Царь Давид "скакаше, играя" перед Ковчегом Завета, и это никого не раздражало и не напрягало? Потому что у всех там присутствующих было то же детское чувство простой радости от соприкосновения со Святыней, что и у Царя. Именно это чувство и толкало тысячи верующих стоять в многочасовых очередях к Поясу Пресвятой Богородицы. И, пожалуй, именно это чувство так раздражало некоторых "наблюдателей". А что плохого в том, что христианская святыня объединила на несколько дней всех верующих(и не очень) соотечественников? Я искренне не понимаю. Да, есть подобные святыни в Москве, можно к ним приложиться в любое время, но вот этот единый порыв, это чувство радости от совместного стояния и делания - разве оно не заслуживает хотя бы уважения, если не сочувствия. В конце концов, каждый в эти дни встал перед неким выбором: стоять или не стоять. И выбор каждого был честен перед собой. Многие реально оценили свои силы(и свою веру) и не пошли. А те, кто пошёл, все как один говорили, что Богородица помогала выстоять. Так и есть: те, кто надеялся на помощь Божью, получил её уже в очереди к Святыне.
Я вспоминаю, как в Москву прибыла Глава Целителя Пантелеимона. Георгию тогда не было и двух лет, но это нас совершенно не смутило: мы поехали из Красногорска в Москву, в Елоховскую Церковь, встали в очередь и часа два в ней простояли, пока какая-то добрая душа не сказала, что существует "детская очередь", которая много короче этой. Но даже это недолгое стояние не вспоминается мне с ужасом или другими неприятными чувствами. Напротив, было радостно и даже приятно увидеть столько единомышленников, единочувственников. Многие пели акафист, кто-то молился по чёткам, кто-то рассказывал о своём - о "встречах" со святым. Были нищие, юродивые, больные. Было чувство сопричастности какому-то очень важному делу - неосознанное, много позже вылившееся в понимание того, что тогда происходило в душе(то, что старец Паисий Святогорский называл "подзарядить батарейки души"). До сих пор этот день вспоминаю как один из самых ярких в своей жизни. Но самое незабываемое чувство охватывает при приближении к Святыне - тут все мысли улетучиваются, накатывает тёплая волна внутреннего трепета... Я помню, что вот был у меня Герка на руках, было тяжело его держать, но вдруг стало легко - Герку подхватил иеромонах и унёс вверх, к ковчежцу с Честной Главой. Потом туда же меня унесло. Потом стою уже на улице, в руках Герка и бумажная иконочка Целителя. И - радость!
И - вот не говорите мне, что всё это было напрасно потерянное время! Нет и нет! Я даже думаю, что всё это время умножилось в моей жизни, наполнилось новой силой. А через два года 9 августа, в день Целителя Пантелеимона, родился у меня сын. Роды были очень тяжёлые, но со мной была та самая бумажная иконочка...И вот мы живы - я и сын мой, Пантелеимон.
И поэтому я думаю об этих днях в Москве, о Поясе Богородицы, и мне где-то в глубине души немножечко жалко, что в этот раз не удалось побыть рядом, прикоснуться к этой непонятной для других радости. Наверное, это как раз из тех чувств, которые "умом не понять" и "аршином общим не измерить", но именно они и составляют ту детскую простую веру, к которой нам и нужно стремиться.