Память

Евгений Крюков-Донской
               

               
                Памяти моего деда
                Титаренко Андрея Максимовича               


1. Здравствуй, Родина

Таможни пройдены. И чувство униженья
Фрагментом  прошлого осталось позади.
Уставшая от долгого смиренья
Душа рвалась к раздолью на пути.
В угоду ей, пустынная дорога
Машину привела на косогор.
Глушу мотор. Размяться бы немного.
Смотрю на вдруг открывшийся простор:
На пашни, убегающие к небу;
На речку тихую в деревьях под горой;
На облаков чарующую небыль;
На край, что стал мне точкой отправной…
Я не изгнанник. Время так решило,
Поставить на привычном прошлом крест.
Охаяло, взорвало, поделило…
В который раз?… Смотрю, смотрю окрест.
И сердце  встрепенулось, заспешило…
Наивное. Былого не вернуть.
Трава слезу нежданную укрыла.
Не может далью надышаться грудь.
Как здорово, пусть даже с косогора,
Обнять просторы детства своего,
Наивного, ранимого, земного.
– Ну, здравствуй, Родина! Прости - без ничего...



2.  Бахча

Взгляд ищет в далях милую Покровку,
Курган Матвея рядом где-то с ней.
Жена ворчит: – Поехали! Что толку
Копаться в череде прошедших дней?
Потом спросила: – Что это за якорь
Там, на горе, украсил горизонт?
– Когда-то друг отца, безногий Яков,
Рассказывал, что здесь был Миус-фронт.
Я сам хочу себе признаться честно,
Любуясь краевидами равнин,
Представить не могу – как было тесно
Здесь от разрывов бомб, снарядов, мин.
Земля чернела от морских бушлатов,
Вода от крови алою была…
Под Волковой* косила смерть когда-то
Отцов, чтоб дольше Родина жила.
А та, послевоенною порою,
По вёснам вспоминала моряков…
Ей пашни долго виделись бахчою
От вывернутых плугом черепов.
Своих, чужих…? Земля всех породнила.
Всем оказала бренности почёт.
По безымянным чувствам и могилам
Уставший Миус боль времён несёт.


*, В марте  1942 года, при попытке прорыва фронта и при штурме  Волковой горы под Матвеевым курганом, за три дня, принципы «любой ценой…»  и «ни  шагу назад», «уложили» в землю около двадцати тысяч солдат, в основном морских пехотинцев
Каспийской флотилии.


3. Миус - фронт
    
       Момент истины

Через семь десятков лет,
Мира сложного
Передали мне привет
Ветры прошлого.
Край родной позвал к себе
На свидание
Рассказал мне о судьбе
И страданиях:
Про державу, что была
Нам могучею;
Про идею, что дала
Жизнь кипучую;
Про «заботливых» вождей,
Всех жалеющих;
Да про страхи всех мастей,
Стадом блеющих;
Про борьбу двух лагерей,
Конспирации;
О чужой и о своей
«Концентрации»...
Не отведавши беды,
Всеобъемлющей,
Критикуем часто мы
Нам не внемлющих.
Тех, кто шли своей стезёй,
Жнивой колкою,
Для потомков, нас с тобой,
Став соломкою.
И кричит во мне вопрос
Тяжким бременем:
– Кем бы стал я, если б рос
В прошлом времени?
Был бы другом Спартаку
Или Ленину?
Подвергал бы, на скаку,
Всё сомнению?
За кого б кричал – Ура!
В революцию?
И писал бы на расстрел
Резолюции?
Мир, война и человек,
Страх и мужество…
Не дают сомкнуть мне век
Фильмом ужасов.   

Отступной сорок второй.
Первый Миус – фронт.
Я – под Волковой горой…
Это явь иль сон?


     Бой под Волковой горой

Как на Миусе-реке,
Да под горкою,
Ходит смерть с косой в руке
Правдой горькою.
Всё сметающей косой
Жнёт без устали…
И за ней, братвой морской,
Берег устланный.
В штабеля кладёт их дзот,
Мины – веером…
Третий день здесь бой идёт
Днём и вечером.
Третий день звучит – Ура!
Перекатами,
Но смеётся смерть-гора
Над ребятами.
Веселит её прибой
Бескозырочный.
Снег под страшною горой
Словно в дырочках.
Третий день  война здесь шьёт
Снег бушлатами.
Моряков не признаёт
Степь солдатами.

      
       Восьмое марта 1942 года

Принимает мать - Земля
«Поздравления»
В женский день, судьбу кляня
В невезении.
Омрачила праздник ей
Смерть летучая.
Почём зря её детей
Косит случаем.
Заставляет принимать
На «хранение»:
Тех, кто б мог ещё пахать
С упоением;
Кто бы мог дарить цветы
Милым к празднику;
Тех, кто волею судьбы
Стал здесь ратником…
Заставляет вновь страдать,
Быть могильщиком,
И собою примирять
Жертв с обидчиком.
Безрассудство в том бою
Храбрость дерзкую
Гнало в шахматном строю
В бездну мерзкую.
Кто послал их умирать
В то сражение?
Неужели, чтоб держать
В напряжении
Силу, ставшую для всех
Ненавистною,
Но, вкусившую успех,
Ненасытную.
То картечь, то пулемёт …
Невезение.
Ну, а если не вперёд?…
Преступление.

Видит небо – этот бой
Не нечаянный.
Не из дому, ни домой…
Крик отчаянья.

      
        О командирах

Крепко бил противник нас
В первый год войны.
Сдали Киев и Донбасс,
К Дону отошли.
Как солдату объяснить,
Что не страшен враг?
И решили научить,
Выбить страхом страх.
Издан был приказ Москвой:
– Отступление
Впредь считается  страной
Преступлением!
Что ж, спасай, народ, опять
Положение!
Кто ж осмелиться признать
Неумение…
В командиры почему
Лезут всякие?
Реже там по «кочану»
Пули «шмякают».
Власть верховная страшит,
Как дамоклов меч.
Отступление грозит
«Головою с плеч».
Жалость к собственной судьбе
Крепче норова –
Убивает страсть к борьбе,
Дух Суворова.
Разучились «бить челом»,
Мы умению.
Бьём врага теперь числом
Да терпением.
За солдатушек радеть
Не приходится.
– Эх, самим  бы уцелеть!
Их народится…
На рожон бросали в бой.
Враг силён-то был.
Шли в атаки на убой
И молчал наш тыл.
Генералы по штабам
Бились мыслями…
И сорили по полям
Люди жизнями.
За убитого врага
Днями страшными
Заплатили мы тогда,
Восьмью нашими.

Говорят, что где-то здесь,
Войско Игоря
Сохранило свою честь,
Да и сгинуло…
Схоронила степь лихих
Русских молодцев,
Да вкруг каждого из них
Восемь половцев.
На виду рубились там
Князь и пешие,
Сея смерть своим врагам,
В травы вешние.
Рисковал на равных князь
Головой своей…
Вот в чём видится мне связь
Тех и этих дней.
А, точней наоборот –
Разночтение…
Пасть героем за народ –
Не умение.
 
Всяк стратегом мнит себя
В далях прошлого.
Много прячут их поля
Непреложного.
Задним мы сильны умом.
Что поделаешь?
После драк, чужих притом,
Мыслью – смелые…
Но, пройдя за веком век
Путь не шуточный,
Быть не должен человек
Мясом пушечным!

      
         «Хлеб» войны»

Любят страсти воевать
Неуёмные
И по свету собирать
Силы тёмные.
Сильных проще убивать,
Чтоб не путались…
Ну, а слабых – угнетать,
Дабы слушались.
Убиенные в войне –
Неизбежное.
Души их дают Земле
Силы свежие,
Чтобы новые рождать
Поколения,
Да затем, чтоб продолжать,
Их вращение.
Тех, кто может только брать,
Несчитаючи,
За потомков пострадать
Нежелающих.
И колотят страсти нас
Новой бойнею,
Чтоб жилось в грядущий час
По - пристойнее.

В бой идут за ратью рать,
Сеют «хлеб» войны,
А воронки загребать
Те, кто жив, должны.
Предают тела земле,
Жизни прошлые,
Уцелевшие в войне
Дети, взрослые,
Чтоб, хоть как-нибудь, прикрыть
Зло вчерашнее.
Всех в могилы не зарыть
Своечасные.
Хочешь? Нет? А собирай
В тачки, волоком.
Этот жуткий урожай
Не для воронов.
По частям и целиком…
Было всякое.
Тех – в навал, своих – рядком
В землю прятали.
И воронка, и окоп,
Вдруг попавшийся,
Принимали в свой «чертог»
Отстрадавшихся.
А платили пацанам –
Чёрным хлебушком...
Клаптик марли и стакан –
Бабам, дедушкам.
Боже, сколько жертв собрал
За полгода фронт?
И зачем он показал
Мне столь страшный сон?
И какой там был учёт
Павшим воинам,
Если поле плуга ждёт,
Скот  не доенный?
Если жизнь душе трубит
Пробуждение,
А над травами висит
Запах тления?
Где искать тот медальон
Или документ,
Если стал боец  «быльём»,
Если всюду тлен?
Часто слышалось: – Прости!
В ямы тесные.
Потому, там все почти –
Неизвестные.
Мрачен битвы «каравай».
Горек «хлеб войны».
Убирали «урожай»
Люди, как могли.


      Русский рябчик

С давних пор в степях поют
Ветры грустные.
В ковылях цветы цветут
Славой русскою,
Мол, умеют потерпеть,
Силой зреючи,
А потом с Земли стереть
Не жалеючи.
По весне, то тут, то там
Кровь солдатская
Проступает между трав
Алой краскою.
Порябевшею от слёз
И печальною
Для давно погасших звёзд
Поминальною.
Степь весною вся в цветах
Русских рябчиков,
Прорастающих сквозь прах,
Павших ратников.

             
             Миусу         

Семь десятков лет прошло
С той поры лихой.
Бурьянами заросло
Поле под горой.
На сто первой высоте
Якорь смотрит  вдаль,
Придавая красоте
Тихую печаль,
Что рекой под ним течёт
К морю синему
По цветам ведёт учёт
Тех, кто сгинули.
Нет того, за что они
Жизни отдали.
Делит признаки родни
Жизнь таможнями.

От Самбека, через степь,
До Саур – Могилы
Миус вьётся, словно плеть,
Временем гонимый.
Сколько было здесь всего?
Было, было, было…!
Унижало, било, жгло,
Но не научило
Добрым делом дорожить
И ценить былое,
Не хитрить, а дружно жить
В мире и покое,
Чтоб идти через века
Не было нам больно…
Неприметная река,
А раздумий сколько!


4. Жизнь поторапливает нас…

Таких фронтов и жертв таких
В былой войне немало было,
Но почему о днях былых
Душа сегодня лишь заныла?
Зачем-то память обожгла
Воспоминаньями про деда.
Война его с собой взяла
И схоронила молча где-то.
Припомнил детские мечты…
Мальцом, в степи, я грезил морем!
Откуда взялись эти сны?
Они от них…, лежащих в поле
Героев здешних, моряков…,
Отдавших жизни за свободу
И победивших злых врагов,
По долгу, а не по расчёту.
Они лежат в сырой земле.
Молва порою вспоминает
Жертв и зачинщиков в войне.
Но разве всех их сосчитаешь?
Не суждено нам разглядеть
Ни чувств, ни черт ушедших предков,
И свойство памяти, слабеть,
Защитой служит нам нередко.
А время, убыстряя бег,
Нас увлекает за собою,
Меняет  чаще дождь на снег
И повелителей страною.
А в нас самих – мораль и честь,
Да скорость смены убеждений
Во взглядах на любовь и месть
И обязательность прощений.
Жизнь поторапливает нас
Пройти, отпущенное ею,
Предвидя скорый день и час,
Когда наш мир заледенеет.
Природа призывает нас:
Идти дорогой компромиссов;
И жить не в прошлом, а сейчас,
Не замечая мрака вызов;
Искать спасение от бед,
Не в собирании обиды,
К тому, кого давно уж нет…
А в беспристрастности Фемиды.

Растает прошлогодний снег.
Мы тоже будем позабыты.
Жизнь, убыстряя в завтра бег,
Спешит на новые орбиты.

2011г.

 Мемориал на Волковой горе под Матвеевым курганом. (Фото автора)