«закрыло лето рот и закрома
не то уже питьё и разноцветье
и айсбергами ставшие дома
сложились переплётами в тома
и наступила страшная зима
какое-то тупое пистолетье
но и в снегах положено цвести
расти стегая свет своей макушкой
не многим обещает повезти
лежать вот так распоротой подушкой
и перья зажимать свои в горсти
как будто им из раны уползти
допущено прозрачной белой юшкой
никем не жить ничто не вспоминать
не бить бокалов в счастье пресловутом
весь этот год и два и три и пять
что вечностью торгуют по минутам
пока я не могу тебя обнять
пока зима не прекратит движенья
всё будет стыть в трёхразовом снегу
где любят так и только я могу
любить не так любить на пораженье
весь этот интерьер и интервал
отливы лет влюбленностей прибои
снега полей
долины покрывал
траву ковров
кровавые обои
оценит тот кто так же зимовал
одним из душных мерзких тренеров
всего святого ужаса не в сумме
напротив цифр коряво пишет – «умер»
блошиный бог блокнотных номеров
зима полна примеров и воров
но зимние священней всех безумий
всех глубже детств и памятней дворов
как выстрел в грудь прикрытую шарфом
кольчужкою от холода и ветра
нам не хватает нас до миллиметра
как белый зэк проглоченный шурфом
как мать-земля бесплодная Деметра
один лишь - холод
холод как компот
остывший и не поданный на третье
я ненавижу зиму
новый год
гирляндное проклятье
лихолетье
тепла у всех окошек испросить
что светят тусклым золотом недобро
и вдруг устать
ну знаешь так
как – жить
залезть в себя и свет там погасить
как на замки закрыться на все рёбра
и ждать как ничего не ждут в раю
и вот тогда прозрев наполовину
сесть где-нибудь у сердца на краю
и долго-долго всматриваться в спину»