Я знаю только смертную тоску.
Да ужас смертный (лёгок напомине!)
А счастье – иероглиф и поныне,
который разобрать я не могу.
* * *
Хочешь позабавить небеса –
расскажи им о своих надеждах!
Не без беса небеса. И прежде,
чем делиться, опустив глаза,
с ними откровеньем сокровенным,
помни: на тебе поставлен крест –
уготован – с самого рожденья,
кем-то уже принято решенье
о крушеньи всех твоих надежд.
* * *
Господа ли вы или товарищи,
олигархи вы или бомжи,
вся недвижимость наша на кладбище.
Остальное - лишь миражи.
Не Божественную Комедию,
а земную, похлеще ада,
я бы мог написать трагедию,
да кому это, на хер, надо?
В никуда, не дождавшись ответа,
Мы уходим. Поклажа легка:
ожидают попутного ветра
вдаль готовые плыть облака.
Ожидают в надежде тревожной,
что устала держать кулаки...
Неужели на всё воля божья?
Вплоть до этой смертельной тоски?
* * *
Возможно мы и выживем. И смерть
концом не станет – вопреки природе.
Возможно даже Бог и милосерд.
В своём – нечеловечьем – роде.
* * *
А кто-то ведь рождается без рук.
Без ног. Без глаз. (Как бы закрыта дверца.)
Но большинство - рождается без сердца,
не зная состраданья крестных мук.
* * *
Квантовая неизбежность бессмертия!
Что ж, давайте, господа, без околичностей:
Вытекает ли из оного бессмертия
неизбежность и бессмертия личного?
* * *
То-то и оно, брат, что именно –
Жизнь прожить – такое кино! –
Поле перейти. Поле минное.
И – не раз. Да и не одно.
* * *
По-прежнему – из золота и жира
Паникадил витийствует дымок.
Глупец! Не сотвори себе кумира! –
Учил Господь. Да, видимо, не впрок.
Как истуканам, свечи возжигая,
Не сдерживая (с облегченьем!) слёз,
"Христос воскрес!" - твердим, как попугаи.
Раз это утешает – не вопрос.
* * *
...А когда мы воскреснем (немного
ждать-то: икс в энной степени лет)
стыдно будет ведь, даже не Богу,
тем, кто рядом был - в очи смотреть.
* * *
Не знаю зачем и за что мы на свете,
Что жизнь означает на смерти весах.
Но памятник всем, кто прошёл через это
Возвёл бы я на небесах.