Поэт уснул в подъезде на картонках.
А у меня вчера воскрес отец.
Двадцатый век запутался в потомках,
Век двадцать первый - прихвостень-юнец.
Сокольнический вал, Гастелло, сосны,
Последний взмах уставшей головы,
И вот предсмертным каллиграфом осени,
Знамением, судьбой идёте вы.
А у меня всё просто и законно,
И жизнь моя как стёклышко чиста:
Один роман пишу, одна икона
Стоит у изголовия листа.
И мы лежим счастливые, нагие
И девушек считаем по цветам.
Уйдут одни, взамен придут другие
По уходящих девушек следам:
На кладбище светло, блаженно, тихо.
К ногам летит букетик мелких астр.
И в белоснежном платье Эвридика,
Не умолкая, молится о нас.