То, как вьется подобная кровь венозная
рождает канальчатость и шьет то расширяющиеся,
то сужающиеся рукава.
Венозная, нежнориальная, цвета всех правд и неправд
Мозаики и стекла.
Место, где нет ни одной кошки без дома, мерзнующей
у дороги,
и ни одной машины, чтобы сбить ее, как гласит
человечья низость,
все они плавают без плавников и насвистывают мелодии,
и там у каждой улицы есть своя
нежнориальная мелодичность.
Там так хочется признаваться, и, возможно,
что исповедоваться, даже если вера собственная
не понятна самому себе.
Ходить перед ней, как провинившаяся любовь,
говоря на грани:
"Господи, Веничитта,
прости за то, что я, как немой, молчал...",
и всю жизнь вспоминать,
и чутко хранить в тепле.
Хранить в тепле, как все лучшие слайды - в своем альбоме,
а в них - доказательство мира и факта, как там красиво.
Забежать каждый вечер перебросится парой слов
на итало-русско-английском с официантом бара
"Il Gazzettino".
Под предлогом "ты же не водишь машину - а значит, можно"
столкнет впервые с "зеленой феей" и расскажет две трети
жизни,
будто знакомы лет 100, не меньше,
и скажет фразу, пробивающую как свет, который бьет
сквозь ставни с самого раннего, дымчатого утра:
"Просто люби, кому надо - и так услышат,
просто люби - и будешь всегда права".
Здесь рождаются дети с водянисто-соленым и влажным
на ощупь взглядом,
и, став старше, не строят домов и не сажают еще деревьев,
а возводят шепчущую, до слез очевидную красоту -
потому как это есть все, с чем им можно ужиться рядом.
Умирают спустя целую вечность, уходя в узорчатую волну,
вставая бодро с инвалидных кресел, так,
как будто бы не было ни войны, ни слез, ни паралича...
"Это отпуск без конца, Веничитта...
прости за то, что я, как немой, молчал"