чудится состояние, схожее с чем-то паническим: нервозно перетряхивая гардероб,
случайно узнала, что чёлка уже отросла до щёк; и что я сама устроила свой потоп;
и что он ко всему моему теперь равнодушен.
но зато он в состоянии меня вычислить ровно тогда, когда я прошу поболеть ещё.
своё сердце болеть ещё.
третий день я – херсонес, который разрушен.
***
рисовать на ногах матрицы, птиц и буквы (к слову, я помню на них твои руки,
провоцирующие тело на вздох); или писать стихи перестуком;
или азбукой морзе выучиваться любить.
было странно, но я отзывалась на всё; я слушала звуки
(впоследствии оказалось, что это глюки),
и не смела тебя ни о чем ни просить,
хотя надо было хотя бы сил одолжить.
вместо этого я садилась решать уравнения с двумя неизвестными (мной и тобой).
я писала подобие музыки, я называла всё это песнями,
и я читала вслух выдуманному рядом тебе. и плакала от того,
что я не ассоль, а ты не грэй.
(я не жду, и ты не возвращаешься)
удар дверей
этажом выше
и я слышу
как ты
где-то радостно
улыбаешься
к сожалению (говорю), наши с тобой отношения – это лемма,
доказанное утверждение, полезное не для нас.
мои выбивает клеммы, я пишу в блокнот теорему, я мотаюсь по
комнате, я сочиняю тему, спектакль, бис, профиль или анфас:
я огромный ноль в твоей вселенной. я единственный зритель
в зале, оставшийся, несомненно,
ради брошенного «простите, но мне пора».
я оставалась совсем одна.
и случается так, что плотину внутри прорывает. я пишу не «спаси»,
я пишу «умираю». будто чья-то чужая рука меня сильно сжимает,
на каждым мой шрам нажимает, крепко держит
и не отпускает.
***
и чудится состояние, сравнимое с нервно-паническим: перетряхивая гардероб,
я стою напротив зеркала, шкафа с открытыми дверцами, и ищу вход
хоть куда: в нарнию ли, в его сердце ли, в небо ли
(не было, не было, ничего из этого не было,
мы сплошная небыль;
а я – водоворот.
я крестовый поход).
я вспорола
собственной
боли
живот.