В моей избушке Хлебников живёт,
в сенях дымит Есенин,
у колодца
ночное небо изучает Заболоцкий
и стебелёк задумчиво грызёт.
И много странного народу
сюда заходит на ночлег, -
так говорят, как смотрят в воду...
Но небеса!
Убогих и калек
в расчёт не принимая,
что вам останется?! – детей
язык,
да выдохи поэтов.
Как страшна
глухонемая
слепящая луна.
И если это так,
зачем она над городом лоснится,
зияя бритой головой,
и ищет, кто ещё живой,
и чудится и грезится и снится,
влечёт, влечёт и сватает, как сваха,
вдруг оборачиваясь плахой...
А вот я и говорю:
есть слова – слова и есть, как родинки;
кто однажды узнал зарю,
так он с ней и пойдёт, родненький.
И такую родинку сковырни –
кровь и выбежит, вся, до донышка.
И попробуй-ка её верни!
По Иванушке поплачь, Алёнушка...
И в каком ты огне горишь?
И в который раз – невпопад.
И рад бы воздухом быть Париж,
да только алое – Петроград.