Там, в Риме, на Площади Цветов,
в корзинах лимоны и оливки,
брызги вина на брусчатке,
отломанные головки цветов.
Торговки вывалили на прилавки
розоватые овощи моря.
Черные гроздья винограда
легли на ворс персиков.
Именно там
сожгли Джордано Бруно.
Палач поднес огонь к поленнице
среди галдящей толпы любопытных.
И, едва погасло пламя,
народ снова заполнил кабаки,
и торговки потащили на головах
корзины с лимонами и оливками.
Я вспомнил Площадь Цветов
у колеса обозрения, в Варшаве,
погожим весенним вечером,
когда веселая музыка
заглушала залпы
за стенами гетто,
а влюбленные пАры взлетали
прямо в погожее небо.
Ветер нес от горящих домов
черные хлопья,
и люди высоко в воздухе
хватали эти черные обрывки.
Юбки женщин развевались
на этом ветру
и веселые толпы смеялись
в погожее варшавское воскресенье.
Кто-то выведет отсюда такую мораль:
народ, что в Варшаве, что в Риме,
делает покупки, веселится и влюбляется
рядом с костром мученика.
А кто-то такую:
людские дела мимолетны -
все забывается, стоит
погаснуть костру.
Но я тогда думал
об одиночестве тех,
что гибнут,
о том, что когда Джордано
стоял на поленнице, не было
в языке таких слов, которыми
мог бы он что-то
передать людям.
Люди шли пропустить стаканчик,
или прикупить морских звезд
и корзины оливок и лимонов
проплывали в веселом гуле.
Он был далек от них,
будто прошли века.
А они ждали, когда он уже
взмоет вверх в своем зареве.
Погибающие одиноки,
мир их не помнит,
наш язык стал им чужим,
как язык древней планеты.
Но остается легенда.
Через много лет
на громадной Площади Цветов
поэт словом подымет восстание.
Варшава, Пасха, 1943
с польского перевел А.Пустогаров
оригинал
http://info-poland.buffalo.edu/exhib/ghetto2/fiori.html