Трепещут на ветру оборванные нити судеб,
Что спутаны со струнами истлевших мандолин.
Я думала: всё кончено, и более не будет,
И всё уже просчитано – до самых до седин.
Овеществив мечты до плоскости стаканов,
Вновь обратя к окну надменный профиль
Я часто думала: любая сталь устанет,
И вечно будет горьким в старой чашке кофе.
Но в зыбкой вязкости чужих мелодий,
Средь звуков языков – всегда чужих
Мне открывалась тайна, что из рук уходит,
И тайна эта не делилась на двоих.
И вдруг вошел, добавил в чашку сахар,
И тишину порвал, как старый коленкор;
Потом назвал по именам седые страхи,
И каждому из них в глаза взглянул в упор.
Он прост, как друза солнечного камня,
Он не пришел из светлых облаков поэм.
Он просто человек, он может ранить,
И сам не зная иногда, зачем.
И тонко струны на ветру затрепетали,
Из пепла возрождая письмена.
…Он совершенно-прост: клинок из стали,
Но в ранах от него живет весна.