Утро.
Застывшая улица в мягком свете фонаря. Дым от сигареты вырывается из больничного окна в женском туалете, его подхватывает зимний промозглый ветер, уносит прочь из этого города. Метель протяжно завывает, снег врывается в открытые окна и, падая на пол, превращается в воду. Молодая женщина в желтом пушистом халате уже второй час стоит, и, не отрываясь, смотрит в окно. Осунувшееся лицо, короткая стрижка и тяжелые мысли отражаются в глазах. Еще, каких-то несколько часов назад, все было хорошо. А вчера, вчера вообще ничего не предвещало бури. Было воскресенье, собрались друзья по случаю дня рождения ее мужа. Как водится, накрыли стол, купили вина. Ночью вывалились на улицу всей компанией, сгребали искрящийся под луной снег, лепили снежки, бросали друг в друга. Сугробы казались облаками, а комки снега, будто звезды в руках, переливались счастьем. Вот он, летит снежок, бережно слепленный, как посыл или пожелание счастья другому, врезается в толстую куртку и, разбиваясь в пыль, дарит получившему неимоверную радость. Потом, бурно прощаясь, немного огорченные окончанием вечера, разошлись по домам.
Будильник пронзительно трезвонил, разрывая остатки теплого сна, кошка нещадно грызла пытку, каким-то образом, выбившуюся из-под одеяла. Кто-то требовательно и очень неприятно теребил за плечо.
- Вставай, вствавааай. Ну, хватит спать! Понедельник. – Он, сам еще толком не проснувшийся, поплелся на кухню ставить чайник.
- Какой он, этот понедельник? – донесся из спальни ее голос.
- Проснулась? Вставай и сама все увидишь.
Она села, ежась, спустила ноги с кровати, всунула их в теплые плюшевые тапочки со свинячими мордочками, почему-то зеленого цвета. Шаркая ими, направилась в кухню, где ее ждал уже разлитый в чашки горячий чай.
Усевшись на свой стул, вернее табуретку, она молча уставилась в окно. Они снимали квартиру в старом трехэтажном доме, одном из тех, где по ночам скрипит пол и от чего-то громко хлопают двери, и, включая электрический чайник нужно обязательно выключать из розетки компьютер, телевизор и другие электрические предметы.
- Что ты будешь на завтрак? – спросил он, и открыл холодильник.
- А что у нас есть?
- О, после вчерашнего осталась куча еды! Соленья, варенья, салаты…
- Хватит! Не говори мне о еде, Боже мой, меня снова тошнит! Это когда-нибудь закончится? – она скорчила страдальческую рожицу, и картинно отвернулась от холодильника.
- Закончится, через пару месяцев. Когда ты была у врача?
- Неделю назад, делали УЗИ, но там еще ничего не понятно. Жаловалась на боли внизу живота, но доктор сказала, что это не страшно, хотя я в этом сильно сомневаюсь.
- Да не переживай ты так, вот увидишь, все будет хорошо! Витамины пьешь?
- Угу, давай мне, как обычно, морковку с апельсином, вот это настоящий завтрак!
- Мне интересно, как ты будешь относиться к подобным завтракам, когда малыш родится?
- Я даже смотреть на апельсины не смогу! – смеясь, ответила она.
Завтракая, они обсуждали сегодняшний день. Он, как всегда, направится на работу рисковать своей жизнью ради красоты города, в котором они жили. Он высотник, осуществляет частные заказы на побелку, шпаклевку, покраску или очистку фасадов зданий от сосулек, грязи еще чего-нибудь. Она поедет на другой конец города в институт, все-таки конец года, и сессия уже совсем близко. Потом встретятся у станции метро, поедут на тренировку – конец года, опять же, а новогоднее шоу еще далеко от совершенства. Нужно чистить и уточнять многие детали. Они занимались латино-американскими танцами, их коллектив был фаворитом на всех площадках города. И, как это обычно бывает, у людей такого рода, они признавали два вида работы. Первый – та работа, за которую платят деньги, на которые можно жить. Второй – когда выкладываешься на тренировке, сцене, дома перед зеркалом, чистишь-чеканишь этот дурацкий пятисекундный отрезок, который никак не выходит. Для того, чтобы после получить свою долю аплодисментов за эту работу. За то, что ночами оттачивала эти пять секунд до потери пульса, за то, что довела дурацкий отрезок до совершенства, за то, что обливалась пОтом перед выходом на сцену, думая, что вот именно в этом отрезке ошибется, и все пойдет прахом, но не ошиблась. Это, наверное, даже не работа, это жизнь. Жизнь ради того, чтобы танцевать, ради того, чтобы слышать аплодисменты, получать заряд бодрости из зала и рассказывать людям свои истории в танце.
- Ну, я пошел, до вечера, любимая – он обнял ее, погладил ее живот, чмокнул на прощание, и вышел за дверь.
Вечер.
Ее заставил подняться с постели телефонный звонок: «Кому там не спится в такую рань?!» - думала она, накидывая на плечи халат.
- Привет, мам.
- Привет, ты чего так рано? Что-то случилось?
- Да.
- Господи, что с твоим голосом? – встревожено спросила она. Голос дочери, обычно звонкий и мелодичный, сейчас звучал, будто издалека, казалось, ей было очень больно и от этой боли перехватывало дыхание.
- Мне плохо, у меня все болит внизу живота, мама, что делать? Я даже встать не могу – чуть не плача, хрипела в трубку дочь.
- Срочно вызывай скорую, вызывай!
- Нет, я боюсь.
- Послушай, если ты не вызовешь врача сейчас, то потом может быть намного хуже, и тебе, и твоему ребенку, немедленно вызывай скорую! Я кладу трубку, позвони, когда что-то прояснится.
Она сидела на полу, держась левой рукой за живот, правой набирала номер, рука дрожала, было невыносимо больно и страшно.
- Здравствуйте, скорая? Я беременна, восемь недель, сильные боли внизу живота. Уже минут тридцать, как будто спазмы. Хорошо, жду.
В голове крутились разные мысли, по щекам текли слезы, она боялась даже представить, что может случиться. Старалась не думать о плохом, гнать эти мысли прочь. «Как же я дойду до двери?!». В дверь позвонили, она поднялась, шатающейся походкой, держась за стену, пошла открывать.
- Привет, это я. Меня забрали на скорой, везут в больницу. Я взяла только документы, деньги и телефон, заскачи домой после работы, возьми мои вещи, я, видимо, там надолго останусь.
- Да. Я не могу вырваться, я обязательно приеду, как только смогу. Я все возьму. Ты главное, не переживай, помни, самое важное, чтобы с тобой все было хорошо, поняла?
- До встречи. – Она повесила трубку.
«Бедный мой муж, висит сейчас где-нибудь, на двадцать втором этаже и места себе не находит, зачем позвонила? Надо было звонить из больницы, когда все было бы уже известно, и ему не пришлось бы так переживать. Вот дура. Не надо было звонить».
Ее определили в женское отделение в огромную палату, где уже находилось человек восемь. Женщины встретили ее сочувственными взглядами, помогли лечь, медсестра сказала, что через пять минут придет доктор. Доктор оказался мужчиной, выслушал, и велел немедленно идти в смотровую.
- Вот если бы на недельку раньше пришла, можно было бы спасти плод, сейчас уже нет такой возможности. Поздно, если тянуть, то пострадает и твое здоровье.
- Я неделю назад была в поликлинике, мне сказали, что у меня все нормально!
- Ну-ну, дочка, не переживай, сейчас все сделаем, все будет хорошо, будет у тебя еще много детишек. Не бойся.
- Я не хочу. Не хочу так. – Срываясь на плачь, говорила она, доктор вел ее в операционную – нет, пожалуйста, неужели ничего нельзя сделать?
- Ничего. Прости, моя хорошая, но я не волшебник.
Он усадил ее в операционное кресло, сказал, что сейчас придет медсестра и сделает укол.
- Нет, не надо! Я хочу сохранить ребенка, не надо! – она рыдала, у нее была истерика, это была первая ее беременность и, как оказалось, врач в поликлинике прописала ей не те витамины, из-за этого у нее случился гормональный сбой и, как следствие отторжение плода. Но об этом она узнает позже, а пока ей сказали, что плод уже мертв. Она не могла в это поверить. Она кричала. Отчаянно взбивала руками воздух, брыкалась, пыталась ударить врача. У нее началась истерика. Ну как пережить молодой девушке потерю ребенка, который был плодом любви, которого ждали с нетерпением, обожали еще до рождения. Как еще она могла отреагировать на это? Как?
Человек в белом халате, с глазами ее отца, стоял рядом и держал ее за руку: "успокойся, девочка, не плачь, ну же, все хорошо, не нужно так убиваться" – пытался успокоить ее, чтобы медсестра смогла сделать укол. Она выбилась из сил, щеки были мокрыми от слез, ей было немного стыдно за себя.
- Я буду спать? – Спросила она, увидев медсестру со шприцем в руке.
- Будешь спать, считай до десяти, когда голова закружиться скажи.
- Раз, два, три, четыре, кружить…
P.S.
Праздновать новый год она приехала домой. Состояние ее было плачевным - из-за гормонального сбоя, перестала правильно работать щитовидная железа. Она не могла донести ложку сахара до кружки с чаем – руки дрожали, ходили ходуном, лицо осунулось, она сильно похудела, и пульс не опускался ниже ста двадцати ударов в минуту. Ни о каких танцах речи быть не могло, через полтора года непрерывного приема гормональных таблеток на завтрак обед и ужин, ее стали готовить к операции по удалению части щитовидной железы. Она ждала этого дня, как праздника, как второго дня рождения. Врачи говорили, что это единственный шанс на выздоровление, говорили, что с такой щитовидной железой люди не живут, и чудо, что она вообще ходит, соображает и до сих пор еще не стала овощем. Но за день до операции она отказалась. Она решила, что раз уж в ней так сильна тяга к жизни, она выкарабкается. Ведь мы же не отрезаем себе руку, если у нас болит палец. Она перестала пить таблетки, перестала ходить по врачам, только сдавала анализы раз в полгода, чтобы отслеживать состояние гормонов.
Она живет сейчас в родном городе с мужем, двумя кошками и собакой. И мечтает снова начать танцевать, чтобы поведать людям свою историю.
17.10.11г.