Снова пишу на стекле её нежное имя.
Снова в сердечном подполье становится сухо.
Дни,как беспечные птицы проносятся мимо.
Вьюги февральские носят снежинки по кругу.
Рвётся зима из озябшей постели наружу.
Лик одиночества злобно оскалил улыбку.
Праздник окончен,он был лишь преддверием стужи.
Вера иссякла.Нет сил на вторую попытку.
Тошно и плачет слезами душевное лоно.
Связаны вместе разлукой проворные клетки.
Я ведь всего лишь забытый истерзаный клоун.
Лёгкие дышат,но вздохи по прежнему редки.
Мир сумасшедший срывает наивную маску,
Кашляя жёлтой от гриппа свиного мокротой.
Трудно признать существующий строй пидерастным.
Трудно признать,но до боли,уж очень охота.
Свергнут с небес лучезарных отчаянный голубь,
Он так хотел доказать приблежение счастья,
Что порождал в похотливых мозгах плотский голод,
Сущность греха уплотняя в сознанье отчасти.
Завуалирован догмой иллюзий гипофис,
Распределяющий циклы движенья к намеченой цели.
Всё же надеясь на то,что гигантский Апофиз
К нам прилетит погостить на ближайшей неделе.
План овуляций нарушен,теперь не до смеха.
Может уже и не люди вершина творенья?
Христопрадавец за платой греховной приехал.
Столпотворенье! Великое столпотворенье!
Снова пишу на стекле её нежное имя.
Паства чурается видеть пошлейшие буквы.
Опять одеваю колпак и пользуюсь гримом,
Чтоб не узнали,ведь губы от правды опухли.
Сводится всё к вычлененью добра из помоев.
Контрацептивы души подавляют желанье.
Мухи кружаться над ямой пропащих изгоев.
Солнцестоянье! Великое солнцестоянье!
Ты не утонешь! Ты будешь цепляться за камни!
Выплывишь друг,если хватит силы влюбиться.
Мы же навеки в сырой абортариум канем,
Жизнью простой не успев досыта насладиться.
Но на секунду прозрев,окликнем изгоев.
Реанимируем веру в приход первозданного света.
Водная чистая гладь смоет помои.
Мы родились! Великое чувство момента!