монолог провинциального Мармеладова

Митрий Кимурин
лей бухло! слишком тяжек сознания трезвого груз!
страшно слышать настойчивый шёпот грядущей могилы
я хотел лишь попробовать жизни немного на вкус
глядь, она уже, сыто рыгнув, меня переварила.
в сигаретном чаду, словно мучимый грешник Аду
я за общим столом, а вокруг препаскудные морды
я шутом тут у них, они слов моих пламенных ждут
и дождутся, и знают, и тем до безумия горды.
они ждут, когда мой перекошенный чувствами рот
он - проклятье мое, неизбывно разверстая рана
желчь горькую речи потоками  в мир изольет
и ухмылка их радости шире и мерзостней станет.
шелудивые псы, дети вшивых помойных собак!
я разбитый сосуд из кровавой трепещущей глины
моя тень, словно плесень, въедается в этот кабак
а я сам все сильней погружаюсь в вонючую тину 
мы здесь братья друг другу, осадок питейного дна!
нам всем кожу желтит безнадежно проказница-печень
за секунды хмельного забвенья отплатим сполна
правда, кроме пропащей души, расплатиться нам нечем.
чернозем пасть раскрыл, поджидая убогую плоть
но мой взор почти остр, и язык кое-как ещё жалит
ну, кому не успел старый пес кости перемолоть?
я теперь почти лирик, как в давнем, забытом начале.
эй, гетера, шалава, Венера или как там тебя?
ну, в каком закуте тебе страсть нынче ночью постелют?
посмотри, как слащавы глаза этих славных ребят
что глядят на твое поистертое ласками тело.
как ваш бедный отец, горд ли вашей распятой судьбой,
и о том ли мечтал, дочь-малютку лаская улыбкой
не трясет ли, в отчаяния пляске, седой бородой
проклиная свой бедственный орган за злую ошибку.
а, возможно, как я - он алкаш и вас первый продал
чтобы дрянью залить охватившие горло пожары
о, простите, не плачьте, я просто смертельно устал
и я сплю наяву, ангел мой, и мне снятся кошмары.
ну, а вы, что забыли в Аду, молодой человек?
вы наверно студент… здесь особая жизни наука
правда, часто за дверью краснеет заблеванный снег
да и с книгами, вскорости, слезная будет разлука.
ведь я был, как и вы, тоже молод и полон надежд
и особо, надежды на ту, судьбоносную встречу
что увижу одну, божество, смысл, огонь моих вежд
и что с нею пойдем, и что будет тот путь – бесконечность
но гудящие толпами улицы были пусты…
я терзался от жажды, я тщетно искал свое счастье
я горел в уповании на чудо, но вскоре остыл.
а теперь умер заживо, псы раздирают на части!
я наверно ослеп, почему так ужасно темно?
нет, нет, ходят, змеятся, летают чернильные тени
как червей в моем будущем трупе, полным их полно
им за болью смотреть наивысшее из наслаждений.
ветки хрупкие ребер сломав, повалилось на пол
оброненным стаканом под стол, покатилося сердце
я за ним, в зыбь земли, как подрубленный на корню ствол
как на санках с горы, в перемотанном памятью детстве.
кровь течет из безвольного рта, черной вязкой смолой
вены горло удавкой схватили, сдавили всей силой
на громадных, ледовых волнах вглубь меня понесло
к встрече с той, безнадежно родной, замогильною милой
а вокруг, так же морды собак и коптящий мозг дым 
лай и ржанье, бессмысленность мяса, способного к смеху
все вы лопните следом за мной, как гнилые плоды
всех вас бросят голодной земле, червякам на потеху!