Хозяйка нашего сухумского дома, куда я вошла невесткой, всегда была большой любительницей собак: они постоянно, по-очереди — по одной, жили в доме, а вот кошек в нём никогда не было. Я же — всегда была их большой любительницей — в моём отчем доме кошки жили всегда, с самого моего раннего детства.
И вот, как-то раз, в нашем сухумском дворе, в поленнице дров, заготовленных для растопки камина, я заприметила страшненькую кошку. Она была необычно — не по-кошачьему некрасива: пятнисто-многоцветная вздыбленная шерсть коротколапового тела, с каким-то полубезумным — совершенно диким взглядом жёлтых испуганных глаз.
Оказалось, что он был таким — затравленно пугливо-агрессивным, из-за её котят: их она и привела на этот, не очень милостивый для неё свет, в нашем дровятнике, и очень, во-видимому, переживала, что их неизбежно обнаружат...
Котят было шестеро — маленьких, довольно симпатичных толстеньких комочков, и лишь один из них очень был похож на свою маму. Я стала подкармливать кошку, а её сыночку, так похожему на неё, даже дала кличку: Страшко — он был очень крепеньким и весьма забавным. Кошка оказалась прекрасной матерью, с ревностной любовью вскармливающей своих милых пушистых деток.
Когда котята немного подросли и вышли из своего прибежища, их обнаружила и моя свекровь, но, к моему удивлению, милостиво разрешила им оставаться в дровятнике и спокойно расти рядом с их расчудесной мамой, окрестив их моими питомцами.
А когда я уехала осенью в институт, она сама продолжила их подкармливать, уже вместо меня. И даже всех котят раздала по соседям, когда они подросли. Страшко же — моего любимца, оставила жить в дровятнике, неизменно три раза в день кормя его кошачьими обедами.
Так кошки получили в нашем саду неизменную прописку. Они платили нам своей кошачьей преданностью и трудом, охотясь за садовыми крысами, которых я всегда очень боялась, но они проникают во все сухумские сады, так как заборы между ними весьма условно-прозрачные — из сетки-рабицы. Не принято там отгораживаться от соседских глаз, и заборы всегда встречаются с неизменной соседской обидой:
— Отгораживаются, как от чужих!.. Ведь там — всё общее — по-соседски: все беды и радости — всё делится и переживается сообща. Такой стиль жизни и привычный уклад многонациональной соседской общины.
С тех пор кошки живут в нашем саду, ночуя в дровятнике — небольшом сарайчике на краю мандаринового сада. В дом их, по-прежнему, не пускают, там неизменно живёт лишь очередной любимец хозяйки — породистый терьерчик.
В этот свой последний приезд, за мытьём посуды, я наблюдала забавную сценку.
Через окно из кухни в прихожую я заметила, что наш чёрный терьер Чапа зашёл в дом вместе с дворовой кошкой Марусей, и она, как истинная госпожа, общается с ним с таким высокомерным выражением кошачьей мордочки — спокойно-повелевающим, которого я никогда не замечала за ней: ведь они не видели, что за ними наблюдают, и вели себя естественно, как обычно — без людских, пугающих и смущающих их глаз. Маруся всем своим видом приказывала Чапе быть смелее и, на правах любимца хозяйки, вхожего в дом, напомнить ей, что уже пришло время обеда. Так странно и интересно было наблюдать за обычно диковатой кошечкой, ощущающей свою власть над домашним любимцем и повелевавшей им с царственно-спокойным выражением своей симпатичной серо-жемчужной кошачьей мордочки!
А свекровь рассказала мне, что с лета Чапа спит в гараже, примыкающем к дому. Там ему была ею устроена постель — на возвышении положен собачий мягкий матрасик. И, однажды, зайдя в гараж и обнаружив в ней сладко-спящую Марусю, а самого Чапу, примостившимся на голом бетонном полу, хозяйка решила прогнать нахалку! Но не тут-то было! Чапа грозно залаял, всем своим решительно-непоколебимым видом защищая свою Марусю!.. И свекровь вынуждена была отступить.
Так и спят они вместе — в гараже в одной постели до самой поздней осени, преданно согревая своими кошачье-собачьими телами друг друга. Благо осень в Абхазии стоит тёплая и погожая до самой зимы...