Запрусь в подвале. Напишу роман
про Мастера и Понтия Пилата,
про то, как шлемами сверкая сквозь туман,
ведут на казнь. И как копьё солдата
вонзается с усильем под ребро,-
с чуть слышным хрустом- в том конечно милость,
и как центурион, увидев кровь,
коня пришпорит. И горячий, взмылясь,
скакун рванёт, шарахнувшись, как кошка ...
А более того о том, как тень
твоя - на рукописи от луча в окошке...
И так вот, канителясь,- целый день.
Пока ещё фолернского бутылка
не выпита. Улыбкой Азозелло
закат в окне. В подвале, как в Бутырке,
с тобою мы вдвоём.И это дело
писать романы- лучшее из дел,
ведь рукописи не горят, конечно,
Матвея Левия печальнейший удел
скрипеть пером по пергамЕнтам вечно.
Он видел всё. То, как легионер
поднёс к губам пропитанную уксусом
предательскую губку -на манер
камней пророку-от толпы науськанной.
Он записал предсмертный хрип и стон.
Вой ветра. Ругань бранную конвоя.
И лишь не удосужился о том,
что мертвые лежат в подвале двое.
Такая всё же Левия оплошность
как пена у коня на морде -яд,
пока ещё огонь пылает в плошке,
и кошкины глаза в углу горят.