Во имя Всемогущего Аллаха,
Во имя моря, неба и земли
Свидетельствуйте, бурка и папаха,
И вы, мои седые журавли,
Что я клянусь перед людьми торжественно,
И время сможет подтвердить догмат, –
Не родилась ещё на свете женщина,
Которую сравнил бы с Патимат.
Скажи, Муи, когда Бетли покинув,
Ты уходил, своей свободой горд,
Не имя ль Патимат, моей любимой,
Твой мудрый стих вещал вершинам гор?
…Хранят губ ненаглядной уголки
Естественность, а не помаду алую.
Огонь любви! Я эти угольки
К своим губам прижав, ночами балую.
Живу, забыв о Риме и Париже,
И глядя на любовь свою в упор,
На подбородке родинку я вижу,
Но кто о ней узнает до тех пор,
Пока не дописал поэт поэмы?
Пока не создал откровенных сцен?
Для вдохновенья не нужны гаремы,
Любимая – источник всех поэм!
Моя родная горская Джоконда,
Что есть на щёчке ямочка – не ложь.
Ведь это ты на холст Вселенной гордо
Вулканом радуг чудо-краски льёшь.
И тут не виновата белладонна –
С тех пор, как снизошла любовь на нас,
Тебе, моя Сикстинская мадонна,
Тебе, святыня, я творю намаз.
Но вдруг слеза нечаянно сорвётся…
Нет, не слеза – то на планете дождь!
О Патимат! А дождь бездомный льётся…
Как на тебя похожа наша дочь!
Как в зеркало, я посмотрю в глаза ей.
И сколько бы ни минуло веков,
Сойдёт ли снег, прокатится гроза ли,
Не встречу в мире чище родников.
Во имя Всемогущего Аллаха,
Во имя моря, неба и земли,
Свидетельствуйте, бурка и папаха,
И вы, мои седые журавли,
Что я клянусь перед людьми торжественно,
И время сможет подтвердить догмат, –
Не родилась ещё на свете женщина,
Которую сравнил бы с Патимат.