Печатание книг началось на Руси во времена Ивана Грозного, что послужило к радости православных русских благочестивых людей, потому как до этого ручные переписчики книг допускали в текстах ошибки и недосмотры, а это в постановлениях Стоглавого собора (1551 г.) было признано большим преступлением.
Все первые книги выходили из печати по благословению патриархов, под их надзором и зачастую личным освидетельствованием. Но тут случилось на Руси очередное смутное время, когда в 1611 г. Москва оказалась во власти поляков. В смутное время, начавшееся после смерти Бориса Годунова, польские войска вторгались в Россию первоначально под предлогом оказания помощи Лжедмитрию Первому, а потом с прямо высказанной целью покорить Московское государство. Фактически поляки стали править Россией по праву завоевателей, и Сигизмунд III («Рокош Зебжидовского») посылал отряды для занятия городов. В такой ситуации в 1611 г. было сформировано Первое ополчение, с ядром из тушинских казаков и рязанских дворян, под предводительством Дмитрия Трубецкого, Ивана Заруцкого и Прокопия Ляпунова. Оно двинулось к Москве, где в свою очередь вспыхнуло восстание, важную роль в котором играл князь Дмитрий Пожарский. Восстание было подавлено благодаря поджогу Москвы. Пожог не обминул печатный двор и библиотеки – всё было сожжено дотла. Так было прервано дело книгопечатанья.
В междупатриарший период возобновление книгопечатанья взял на себя царь Михаил Фёдорович. Он поручил начать выпуск книг, поставив во главе дела Троице-сергиевского архимандрита Дионисия. Книги приходилось восстанавливать за большой утратой оных при пожаре. Для восстановления нужны были образцы книжных текстов, а надо сказать, что русские не очень-то доверяли и грекам, и греческим книгам, чтобы бездумно переводить тексты последних, как богослужебные книги греческие к тому времени печатались преимущественно в Венеции, под руководством латинских миссионеров, которые правили первоисточники по своему усмотрению, отчего древние русские тексты затем не соответствовали новым греческим книгам.
Постепенно печание охватило не только богослужебные, но и учебные, апологетические, полемические издания. Разнообразилась святоотеческая литература: Григорием Богословом, Григорием Двоесловом, Василием Великим, Иоанном Златоустом, Иоанном Дамаскиным, Епифанием Кипрским, Ефремом Сириным, Фиофилактом Болгарским. При этом Русская Церковь при издании книг не признавала римско-католических и лютеранских изменений. Восточная и западная церковь имели непримиримые взгляды и шли совершенно различными дорогами.
В 1652 г. на престол восшествовал патриарх Никон. К этому времени Русская Церковь достигла возможности органического развития, это было другое качество православия, отличное от начальных его этапов на русской земле, когда на смену языческим культам пришло единобожие. Православие смогло синтезировать на этот период в себе древлеродовые и христианские идеи в непротиворечивом начале. Оно могло переходить на рельсы не догоняющего развития, а органического, когда ты делаешь то, чего никто в мире не делает, и убеждён в том ,что ты делаешь это правильно, и что этот путь создаст предпосылки для повторения его другими. Идея, заложенная на тот период в русском православии, была связана с русской национальностью. По Ключевскому [1] раскол в который попала Русская Церковь есть явление народной психологии: с одной стороны, оно основано на русском самоутверждении и привязанности к русской церковности обрядности, с другой – на преувеличенном подозрительном отношении ко всему не русскому. Последнее проистекало из сложной русской истории, когда русская духовная среда подпадала то под начала татаро-монгольского периода, то под армянское влияние, то под польское воздействие.
А ведь как замечено историками даже во времена кровавой деятельности Иоанна Грозного русские оставались спокойными под воздействием духовного подвига митрополита Московского Филиппа. То есть при всех погромах сопровождавших правлении Грозного русскому чувству ничего не угрожало. «Отчего же, - задается вопросом знаменитый русский философ В.С. Соловьев, - через сто лет при Алексее Михайловиче значительная часть русского народа почувствовала ,что так жить нельзя, и в отчаянье бросилась в леса и пустыни, и полезла в горящие срубы? Что же такое случилось? Этим людям, - отвечает сам же Соловьев, - показалось, что случилась великая беда, что архиереи уклонились в латинство, не стало истинной духовной власти в православном мире.» Конечно, ничего такого на самом деле не произошло. Никто не переходил в латинство. Случилось на самом деле другое. «Патриарх Никон первый решительно обособил духовную власть в России, поставив её вне народа и государства, отчего распалось нравственное единство России», - так рассматривает вопрос Соловьев.
Но иерархия церковная, раз вставши в положение внешней власти, оказалась перед необходимостью установления принудительного авторитета у своего народа. Такой путь был избран папством, таким же путём вынуждена была идти и новая русская церковная иерархия, отвечая преследованиями и казнями на несогласие и возмущение народа, не принявшего двуглавое разделение власти: на светскую и духовную. Таким образом, по Соловьеву, причины русского раскола кроются в измене иерархии своему призванию – национальному единству.
В шестидесятые годы XIX столетия казанский профессор Щапов [2] высказал оригинальную теорию, что старообрядцы только прикрывались догматами веры, между тем стремились к политическим и государственным целям, что это сугубо борьба народных масс против государства. Эти взгляды нашли своих последователей в лице русских писателей, как то Н. Аристова, В. Андреева, утверждавших, что старообрядчество есть оппозиция государству. Но сами старообрядцы считали, что выступают против иноземного влияния на русскую действительность, что особенно заметно было при царствовании Петра I.
А ведь Церковь Русская весьма бережно и ревниво охраняла себя от посторонних влияний. Самыми большими её соблазнами за всю историю до раскола были только появления стригольников и жидовствующих. Но стригольничество ограничилось только Новгородом и Псковом, и была прекращена в зародыше, а ересь жидовствующих, зародившись в Новгороде, перебросилась на Москву, где против неё поднялось сильная борьба, что искоренило и эту ересь. Многочисленные попытки римских пап подчинить духовным единоначалием русский народ закончились неудачами.
Русские твердо были уверены, что истинная и благочестивая христианская вера содержится только в России. Но признавая свою Церковь единственно православной во всем мире, а свою веру – единственно благочестивой, русские, тем не менее были глубоко смиренным народом, осознавая себя погрязшими в грехах перед Богом. В 1448 г. собор русских епископов самостоятельно поставил на Москву митрополита Иону. С этого времени Русская Церковь приобрела независимость, предрешившуюся падением в 1453 г. Константинополя, и переходом Византии под управление турков. Русские святители приняли решение обезопасить себя от греков, после того как они, по словам митрополита Филиппа I, сделалися «Царьград поганым в турецких руках ныне». А последовавшие за тем заявления самих восточных иерархов в том, что вера православная на востоке иссякает и заражается нечестием, особенно из-за «папежи и лютори», отсутствия собственных типографий, по мнению Палеопатского митрополита Феофана, из-за того, что греки в следствие «пленненности, пришли в такое злочестие, что едва могут сохранить веру Христову целою и неисказимою», о чем писал в послании русским и грекам, живущим в Польше, Александрийский митрополит Милентий Пигас, укрепили русских в истинности своего православия.
Патриарх Константинопольский Иеремия называл «великое российское царствие – Третий Рим». Так же смотрели на свое православие и сами русские. Кроме того, они еще помнили, как в Смутное время, поляки превращали русские храмы в конюшни, в алтаре кормили собак, церковную утварь употребляли для срамных отправлений, из икон Царских дверей сооружали себе постель. Всё это отношение иностранцев к русским святыням и вере как раз и воспитывало в русском народе чувство вражды к иноземцам и предубеждение против всяческого влияния со стороны пришлых людей.
Одновременно с римо-католиками в Россию проникали протестанты, конробандой доставляя из славянской королевской типографии Стокгольма протестантские книги , напечатанные на русском языке, открывая при немецких кирхах протестантские школы.
Пытаясь противостоять Русскому Православию, велась подрывная работа против русских икон, прививая протестантское воззрение на иконопочитание. Потому как именно иконописью священнослужители учили русский народ церковным догматам, благочестию, знакомили с библейской, евангельской и церковной историей. Дабы было понятно и малым детям.
Отчего русские служители подозрительно принимали поступающие к ним иностранные печатные издания.
В таких условиях Русская Церковь, выступив в разделение духовной иерархии на две составляющие, поспособствовала не единению народа, а смятению душевного состояния народа в целом. Всё опережение в области развития Православии сложившееся на тот момент в России , было подорвано неумением принять правильный путь духовного развития нации. Практически несуществующее разногласие с восточной иерархией, так как у одного пути были свои достоинства, и у второго пути были свои достоинства, было объявлено как местное отступление от христианского вероучения. И вместо того, что бы выбрать путь, на котором утверждалось бы национальное единение, за который ратовали древлеправославные священнослужители, был избран путь переделать российское народное вероисповедание под нововведения греческого пути развития. Отчего национальная составляющая из веры была отринута. Духовное формирование ставилось на путь догнать ушедшие вперед в своем развитии прогрессивные народы. Духовные категории стали на путь именно догнать и воспроизвести, ориентируясь на какие-то общечеловеческие ценности, совершенно упуская при этом из вида, что насильственное изменение под чью бы то ни было нравственную, духовную, философскую, религиозную модель развития, гибельно для народа.
«А если ты собираешься догнать, – как говорит уже в наши дни один из известных российских экономических экспертов Алексей Кузьмин, – идущего в пропасть, весьма велика вероятность, что ты его обгонишь.»
[1] - Соловьев В.С. Собр. соч. том III
[2] - Щапов А. П. "Земство и раскол" // Отечественные записки. 1861 г.