Горят огоньки, умыкая слова и тайны,
И ночь накрывает хрущёвку до самых пяток.
Задумчивый Гоголь в неглаженом made in China
Разводит костёр – этот шаг депрессивно-сладок.
Задумчивый Гоголь берёт зажигалку Cricket
И громко роняет на глянец продажной прессы.
А сам растворяет слезливость в безмолвном крике,
Как самый порядочный в мире – простой асессор.
От окон отчаянно веет сквозным потоком,
И воем сирены, и чёткой чеканкой рэпа.
И Гоголь – слегка неуверенно, чуть жестоко
Срывает с раскачанной тумбы обрывок крепа.
Офсетной бумаги – четыреста две страницы
Двенадцатым шрифтом, печатанным в добром Word’e.
И Гоголю каждую ночь Собакевич снится –
За эту работу, наверное, дали б орден…
Но Гоголь кидает страницы в огонь без плача –
Ему не нужны эти строки второго тома.
Сгорает в огне сочинённая им же кляча,
Сгорают поместья и избы огнём Содома.
Костёр догорает. А Гоголь играет пультом
И смотрит английскую сценку о принце Гарри.
Наутро никто не отыщет последствий культа –
Лишь только соседка почувствует запах гари…
И Гоголь заснёт под прокуренный бас актёра,
А новости сменятся модной молитвой Будде.
Мобильный разряжен, но вспомнят о нём нескоро –
На старенький Siemens трезвонить никто не будет…
А Гоголь хрипит и дрожит от больных эмоций,
А Гоголь уже сумасбродит и шумно бредит.
«Чудной он какой-то. И что ему вновь неймётся?» –
Лишь только под нос себе шепчут его соседи.
27.09.2011.
Автор картины - А. Л. Москваленко.