На берегу

Ярослава Попова
Ночью берег морской отливает луной.
Мы боялись туда возвращаться с тобой.

Я жила в пещере за той горой,
Где сливается радуга с хрусталём
Неба. Солнце светило днём,
А ночами тоска приходила за мной.
Я бежала туда, где морским языком
Волны берег лизали.
Мерцал горизонт, и звёзды мерцали.

Я к тебе прикасалась большими зрачками.
Мы сидели молча. Волна стихала.
Твои руки веяли небесами.
Накануне поссорились с рыбаками.
Ты дышал и щурился. Догорало.


Нас не взять, не сломать, не сколоть по краю
Чьей-то болью, болезнью, зимами за плечами.
Гладиаторы, маги, хранители всей печали,
Мы такие сильные, смелые, что ночами
Не заметить нельзя, как медленно умираем.
От вульгарного одиночества, от молчанья.

Мы тогда молчали, но что-то совсем иное
В воздух вкренилось вместе с запахом терпкой соли.
Дуновенье ветра? Предощущенье боли?
Колыханье перьев за тонкой твоей спиною?
Только говори, и я непременно взвою,
Я навеки проклята огненной тишиною.

Этот голос, мгновеньем усталой вспышки
Незабвенный, кричащий, чарующий, монотонный.
Я боялась: как бы чего не вышло,
Наши шалости гневают Посейдона.
Море бушевало. Тяжёлой тонной
Разливалось по внутренностям, ломало крышу.

Только говори, чтоб снова слова тонули,
Растворялись, лопались, делали харакири.
Расскажи мне, как медленно лёд в дайкири
Тает, ночью, на тумбе, в большой квартире,
Что стакан почти не ополоснули.
Расскажи, как двое в углу заснули,
Как они неистово полюбили.

Говори о глобальном, о наболевшем,
О земле, развращённой антагонизмом.
Как болит под сердцем и колит между
Двух усталых висков. Как море весной капризно.
Как мы глупые, жалкие, в океане жизни
Мечемся рыбёхами, нас доедают прежде,
Чем мы что-то лепим из нашей надежды.

Говори, мой динамик, мои колонки,
О наивных, как о счастливых детях.
О далёких странах, в которых ветер
И о самом надёжном на этом свете.
Пусть твой голос крылья колышет эти.
Небо помутнело, запястья тонки.

Ты мудрее, ты очень много скитался
Бедуином, паломником и монахом.
Знаю, храбр не тот, кто не знает страха –
Кто ознобу яростно улыбался.
Этот древний закон нерушим, как плаха.
Победитель снова один остался.


Море дышит пеной. Я выжидаю,
Я смотрю везде (я тону в пучине),
Кроме двух бездонных, бесстыжих, синих,
Кроме двух ошмётков, осколков рая.
Это невозможность столкнуться с ними,
Это невозможность ползти до края.
Не смотрю и всё-таки догораю.

Ты не заставляешь, ты море слышишь,
Ты с ним слился, ты тонешь в его сиянье.
Мы так много заново потеряем,
Проклиная жизнь, пропитываясь страданьем.
Здесь на берегу, словно изваянье
Ты почти невесомый, почти не дышишь.

Мы не попытались и не смогли.
Мы так много заново обрели.


А когда вдруг встал ты и растворился,
Так и не дождавшись прилива, слова,
Посмотрев внимательно и сурово,
Я успела всмотреться туда, где бился
Молотком потерянным бестолково,
Для меня столь пугающе, странно, ново

Мрак безбрежных глубин.
Прогремели взрывы,
Море вспенилось медленно и лениво,
Принимая дар, отдалось отливу.
Ликованье рыб и морских ундин.
Победитель вновь остался один.


Ночью берег морской отливает луной.
Мне так страшно и пусто здесь быть одной.

Как ты там теперь? Прах морской волны,
Обитатель медленной глубины?
Из широких глаз, волна к волне
Проплывает лодочка по луне.
Никогда не привыкнуть к такой тишине.

Потерялось время, пространства нет.
Слушай, чёртово море, я поклялась!
Мне в волнах твоих не дано пропасть,
Отдавай мне солнце, отдай мне свет!
Два ошмётка рая, огней букет.
Невозможно вырезать эту страсть.

Я одна, как рыбак без жены и сына,
Я живу, как загнанная скотина.
Вдалеке – огни.
В глубине – картины.
Не понять, как долго плетутся дни,
Как давно в аорте моей лавина.

Я однажды стану совсем солёной…

Рыбаки сегодня нашли тритона.
На спине – порезы, на лбу – корона.