И захлёбываясь – высока волна,
не осилишь теченье вплавь –
попадаю снова в глубины сна,
будто в чью-то чужую явь
задыхаясь – воздуха бы глоток –
различаю: на самом дне,
человек живёт, и он одинок,
и как будто известен мне
он сто лет уже не видел воочь-
ю и неба, и диких трав,
и морзянка смерти взрывает ночь,
будто бешеный телеграф
это те, кто с нею давным-давно,
отбивают ему: «привет»,
он внутри прокручивает кино –
полустёртую ленту лет
упразднивший будущее, как ять
(не рабы мы, рабы – немы),
ощущает кожею – вот – опять –
наполняются шлюзы тьмы
впереди – лишь вакуум, гулкий мрак,
позади – ни троп, ни мостов…
говорит «вперёд» и делает шаг…
и его целует ничто