Out of the mud two strangers came
And caught me splitting wood in the yard,
And one of them put me off my aim
By hailing cheerily "Hit them hard!"
I knew pretty well why he had dropped behind
And let the other go on a way.
I knew pretty well what he had in mind:
He wanted to take my job for pay.
Good blocks of oak it was I split,
As large around as the chopping block;
And every piece I squarely hit
Fell splinterless as a cloven rock.
The blows that a life of self-control
Spares to strike for the common good,
That day, giving a loose to my soul,
I spent on the unimportant wood.
The sun was warm but the wind was chill.
You know how it is with an April day
When the sun is out and the wind is still,
You're one month on in the middle of May.
But if you so much as dare to speak,
A cloud comes over the sunlit arch,
A wind comes off a frozen peak,
And you're two months back in the middle of March.
A bluebird comes tenderly up to alight
And turns to the wind to unruffle a plume,
His song so pitched as not to excite
A single flower as yet to bloom.
It is snowing a flake; and he half knew
Winter was only playing possum.
Except in color he isn't blue,
But he wouldn't advise a thing to blossom.
The water for which we may have to look
In summertime with a witching wand,
In every wheelrut's now a brook,
In every print of a hoof a pond.
Be glad of water, but don't forget
The lurking frost in the earth beneath
That will steal forth after the sun is set
And show on the water its crystal teeth.
The time when most I loved my task
The two must make me love it more
By coming with what they came to ask.
You'd think I never had felt before
The weight of an ax-head poised aloft,
The grip of earth on outspread feet,
The life of muscles rocking soft
And smooth and moist in vernal heat.
Out of the wood two hulking tramps
(From sleeping God knows where last night,
But not long since in the lumber camps).
They thought all chopping was theirs of right.
Men of the woods and lumberjacks,
They judged me by their appropriate tool.
Except as a fellow handled an ax
They had no way of knowing a fool.
Nothing on either side was said.
They knew they had but to stay their stay
And all their logic would fill my head:
As that I had no right to play
With what was another man's work for gain.
My right might be love but theirs was need.
And where the two exist in twain
Theirs was the better right--agreed.
But yield who will to their separation,
My object in living is to unite
My avocation and my vocation
As my two eyes make one in sight.
Only where love and need are one,
And the work is play for mortal stakes,
Is the deed ever really done
For Heaven and the future's sakes.
Двое бродяг в распутицу
Они шли по грязи невесть куда
И меня застали за колкой дров.
Один испортил мне верный удар,
Рявкнув под руку: “Будь здоров!”.
Особо не требовались слова,
Я понял, с чего это он кричит —
Он хочет, чтоб я их колоть дрова
Нанял за деньги или харчи.
Колоды попались мне на подбор,
Хоть сейчас мяснику, что эта, что та,
И если удачно входил топор,
Скол был, как каменная плита.
Дав себе волю, я, не скупясь,
И силу тела, и жар души
Не на общее благо расходовал всласть,
А на дубовые кругляши.
Известное дело, в апрельский день
Чуть поутихло да припекло,
И впору с солнца сдвигаться в тень —
Как в середине мая, тепло.
Но лишь заикнись, и в единый миг
Поймёшь, что зря забежал вперёд —
Морозом дохнет заснеженный пик,
И холод по-мартовски проберёт.
Синичка, присев, позволяет слегка
Ветру ерошить свой хохолок.
Её песенка всё ещё так тонка,
Что ни один не разбудит цветок.
Да ей и не хочется их будить,
По снежинке порхнувшей видит сама —
С бутонами лучше пока погодить,
В кошки-мышки играет зима.
Здесь летом, в пору иссякших ключей,
Берись хоть за ведьмин
расщепленный прут,
А нынче в любой колее — ручей,
В каждом следу от копыта — пруд.
Радуйся влаге, но в оба гляди.
Мороз только рад, что его не ждут,
И солнце красное чуть зайди,
Кристаллы зубов ледяных тут как тут.
Мой труд был мне люб,
а с приходом чужих
Стал как будто дороже вдвойне,
И просьба немая этих двоих
Дала острее почувствовать мне
И цепкую силу в послушных руках,
И прочный упор расставленных ног,
И сталью весомой нагруженный взмах,
И в мускулах крови горячей ток.
Бродяги. Спали Бог знает где
И куда побредут на исходе дня?
Они, понятно, в своём труде
Соперником не признавали меня.
Людей среди наших лесов и гор
Не делят на умных и дураков —
Покажи, как ты держишься за топор,
И здесь тебе скажут, кто ты таков.
Мы, трое, знали — слова не нужны.
Им стоит помедлить, и, если не слеп,
Я увижу, что люди играть не должны
С тем, что другому насущный хлеб.
У меня любовь, а у них нужда.
Сочувствие вовсе не чуждо мне,
И впору бы сдаться — что да, то да,
Право здесь на их стороне.
Но меж призваньем и долгом границу
Пусть чертят другие, а мне не дано.
В работе им положено слиться —
Так два моих глаза видят одно.
Лишь там, где труд с игрой неделимы,
Они сполна плоды принесут
Любви и жажды неодолимой
Небу и будущему на суд.
Перевод Н.Работнова http://magazines.russ.ru/znamia/2001/9/rabot.html