Помнишь кошару?
Помнишь отару?
Помнишь, мы долго стреляли в ночь?
Ветер с волками,
темень, как камень,
ты, лицо закрывая,
нашарил нож.
Страх твои руки скрутил арканом,
клыкастые лапы рвали чапан,
и в это мнгновенье
хриплый клубок
ударом
на волчье горло лёг.
Конь рванул,
ты зарылся в снег.
снег, вихрясь, на лету смотрел,
как кипели в одном котле
волк,
собака
и человек.
...Утром стихло.
Но небо серо.
Снега улеглись,
лишь позёмка метёт.
У стенки кошары позёмка присела,
чтобы взглянуть на неё,
на собаку худую, старую —
(приползла из степи домой,
кровь последнюю
в дверь кошарную
в борозде волоча за собой).
А когда мы её добивали,
она руки пыталась лизать,
как щенят,
те, ворочаясь, ждали
в жёстком сене
тёплую мать.
Ты пришёл из степи за ней,
тебя след окровавленный спас,
ты добрёл до своих саней
и тотчас же умчал от нас...
А сейчас
ты собаку ударил при мне,
чем собака тебя обидела?
Знай же —
не по моей вине
чабаны твой удар не видели.
Не положено бить
детей
и собак —
по закону степей.
Так поймёшь ли,
за что тебе
я, как волку, в глаза гляжу?