Мой друг не советовал женщин брать в лес,
уж лучше обняться с чернилкой,
но видно попутал меня всё же бес,
и вот мы идем за черникой.
Две женщины милых -жена и сестра-
на ягодный подвиг готовых,
мы с вёдрами вышли пораньше с утра,
чтоб к месту поспеть заготовок.
Автобус почти что в потёмках нас вёз
до наших заветных полянок.
И весело было. И не было слёз.
Бывает- когда спозаранок.
Продравшись сквозь чащу, как полную чашу
черничник увидели - вот красота!
Такая картина - бывает ли краше,
ведь сплошь первозданная то чистота!
И бодро ударили ягоды в вёдра,
но женщин нам всё же не стоило брать,
и дело не в том, что колышутся бедра,
а ягоды надо ведь всё ж собирать.
Загадки природы куда сексуальней,
чем нашей фантазии пламенный пыл,
но эта поляна не стала нам спальней,
хоть друг на сестру мою явно запал.
Не то чтоб сестра была вовсе не против
уйти с ним на поиск поляны другой...
Ах, эти глаза, эти бёдра напротив!
Ах, брови, что выгнуты чёрной дугой.
Но грянуло свыше. Спасительный ливень
обрушился наземь, на нас и на лес,
мохнатый, как мамонт, могучий, как бивень,
готовый бодать, если кто к нему лез.
Проблема ль для друга такой вот аврал?!
Он тут же достал из ведра целлофан,
в него завернувшись, он ягоду брал,
как будто сестрёнку мою целовал.
Я тоже готов был, понятно, по Фрейду
себя сублимировать в ягодный сбор,
полянку лаская, как юную Фриду,
когда б не жена и не сыр этот бор.
Слезинка к слезинке мы шли от полянки,
где друг пополнял ценных ягод запас,
от женщин не ждал я такой вот подлянки,-
но видно - такой их природный заквас.
Не помню уж даже -как из лесу вышли.
Дождь кончился. Солнце туман разогнало.
Вернуться? О том не могло быть и мысли.
И то не смущало, что ягоды мало.
С пустыми ведёрками шли мы неспешно,
для друга посмешище и шоферов,
которым казалось- какой-то, блин, леший
пасёт на обочине пару коров.
Конечно, когда бы не я, то попутка
любая красавиц взяла да и -вжик!-
но чтобы троих взять -не с лишком ли круто?
Кому же он нужен - здоровый мужик?
Порожние шли нам навстреч лесовозы,
сметая с обочин, попутные шли,
просохли и лужи, и женские слёзы,
Ярила лучи наши темечки жгли.
А друг всё сидел на заветной полянке,
пока лесорубы валили тот лес,
он ягоду брал-так, как будто смуглянке
сестренке под юбку нечайно залез.
Нечейной черники пьянящая сладость,
в лесу, на поляне, округлой как торт...
О женщин любимых, внезапная слабость!
Пила лесорубных бесчисленных орд!
Тот лес допилили. Ту ягоды съели.
Прошёл колесом по поляне вандал.
Так где же те пихты, те сосны и ели
и друг, что варенье сестре передал?