Я сижу у Печоры спиной к Печоре,
мне противны реки, противно море,
и зачем, неизвестно, в иной природе
все стремится в воду; вода же вроде
запыленного зеркала шутки ради
отразившего все, что коснется глади.
В этом признак Нарцисса: всмотревшись в бездну
видишь только себя, словом, бесполезно
наблюдать, как дрожащий от аквилона
выход пресной влаги во вход соленой
убегает от вида равнины русской,
обретая пространство - теряет русло.
Может этот побег не заметен, может
как побегам присуще, он тоже прожит,
пережит и осмыслен, и в нужных фразах
фигурирует в списке для пересказов.
Стоит ждать его, находясь на месте,
слишком дальнем для глаза и слишком пресном.
Только кажется, что перемена фона -
это вечная страсть, что-то испокон; на
полях и равнине, в другом просторе
навсегда повенчанном на Печоре,
ощущаешь себя только как пропажу,
не обретшую цвет в составной пейзажа.