Вечер года пахаря торопит
убирать хлеба, вязать снопы,
леший в поле из лесу выходит,
чтобы разбросать их вдоль тропы.
Я тулупчик старый наизнанку
на себя надену и возьму
в руки кочергу, чтоб спозаранку
хулигану объявить войну.
Вот и змеи потянулись к лесу,
пчёл – в омшаник, а в сарайчик – лук,
звонким стуком в утреннюю пьесу:
твёрдая вода – лихой каблук.
В синем небе грустные цепочки,
крик гортанный ранних журавлей,
словно просят у зимы отсрочки
попрощаться с родиной своей.
Сел журавль напиться из колодца,
но вода студёная была...
и застыла, родом из болотца,
птица у водицы, как стрела.
Ухватив ведро замёрзшим клювом,
шею в небо быстро распрямив,
стерх достал серебряное чудо
и прощальный затянул мотив.
Пел про то к отлёту опоздавший
мой журавка – милый Водолей,
как он спрячет под крылом уставшим
светлую звезду родных полей.
Ю.