Улыбкой боли исполненный взгляд,
субтилен, бледен и длинноволос –
в глаза его называют Христос.
За годы легендами он оброс.
Покорного мученика не злят.
Ему доверяют чинить утюг
и чистить червивый белый налив,
а он старателен и молчалив.
Оранжевый «Сахарный сфинкс» Дали,
прикнопленый к стенке, смотрит на юг,
и солнце над ним дрожит на весу…
Примерно пять или более лет
затворник любит казённый омлет,
а серую вязкую кашу – нет.
И больше не помнит арест и суд,
безвольные руки и кровь на них,
но видит живые глаза её,
и пенное, девственное бельё,
и кожу, которая вся поёт
своей чистотой… А буйный утих -
соседский пророк. Листочки ольхи
шуршат за решёткой – ангел подул?
Христос присядет на вкрученный стул,
пригладит щетину костлявых скул
и будет писать для неё стихи,
где нет проникающей стали лжи
и ревности, жгущей нутро дотла,
манерно-гламурного барахла…
Он знает одно: душа умерла,
чтоб только любовь оставалась жить.