“…МОЙ СПУТНИК - МОЛОДОСТЬ МОЯ” (некоторые тайны цветаевской поэтики)
Страница автора http://www.stihi.ru/avtor/merilin373
.......От всего человека вам остается часть
.......речи. Часть речи вообще. Часть речи.
..........................И. Бродский. М. И. Цветаева не любила объяснять своих стихов - она просто перечитывала их по нескольку раз, пока смысл не становился ясен слушателям. В черновике «Истории одного посвящения» Цветаева размышляла: «Не знаю, нужны ли вообще подстрочники к стихам: кто - когда - с кем - где - при каких обстоятельствах и т.д. - жил. Стихи быт перемололи и отбросили, и вот из уцелевших осколков, за которыми ползая вроде как на коленях, биограф тщится воссоздать бывшее... К чему? Приблизить к нам живого Пушкина? Да разве он, биограф, не знает, что поэт в стихах живой!»
Для читателя обращение к тем или иным фактам биографии Творца только робкая попытка постичь, какие события, чувства, потрясения переплавлены в тигле вдохновения.
«Молодость» написана человеком многое пережившим, со многим простившимся. 3 февраля 1920 года умерла в приюте (от истощения) младшая дочь Цветаевой Ирина.
Мучимая чувством вины перед мужем (Сергей Эфрон числился пропавшим без вести), она переживала минуты полного отчаяния: «...мне начинает казаться, что Сереже я - без Ирины - вовсе не нужна, что лучше было бы, чтобы я умерла, - достойнее! - Мне стыдно, что я жива.- Как я ему скажу? И с каким презрением я думаю о своих стихах».
Анастасия Цветаева, вернувшаяся из Крыма в Москву 22 марта 1921 года, была потрясена душевным состоянием сеcтры: «Смех резче прежнего, вольней и отрывистей, и в его глубине - тоска ... Тон Маринин был - как полет с горы. В нем, в смехе, сопровождавшем его, был холодок - к слушателю (в данном случае - ко мне), вызов и равнодушие».
Сама Марина спустя несколько месяцев напишет М. Волошину: "О Москве. Она чудовищна. Жировой нарост, гнойник ... Общий закон жизни - беспощадность". (7 ноября).
В 1921 году уходят из жизни поэты поколения Цветаевой. 2 августа арестован и вскоре расстрелян Н. Гумилев. 7 августа умер А.Блок. Что должна была чувствовать Марина Цветаева? Сбылось ее пророческое предсказание:
Думали - человек! И умереть заставили. Умер теперь. Навек.
Плачьте о мертвом ангеле!
(Стихи к Блоку. 9 мая 1916 г.)
Эти факты и есть “подтекст”, без которого, считала Ариадна Эфрон, невозможно понять стихи Цветаевой, растущие из самой жизни.
Молодость моя! Моя чужая
Молодость! Мой сапожок непарный!
Воспаленные глаза сужая,
Так листок срывают календарный, -
В первой же строке передана сложность психологического состояния лирической героини: контрастные слова «моя чужая» создают неожиданное смысловое единство. Боль расставания с тем, что было содержанием собственного «я», заставляет автора вновь и вновь произносить слово, вынесенное в заглавие, вслушиваясь в его музыку.
Пауза, неизбежная в конце строки, рвет смысловую связь между словами: «Моя чужая / Молодость!» Ритмическое и смысловое движение сталкиваются - и результат - усиление второй части оксюморона («чужая»): странно вдруг ощутить чужим то, что является твоим внутренним «я».
Все стихотворение - варьирование образа молодости. В первом катрене она - «сапожок непарный». Неожиданное уподобление рождено сложностью лирического переживания: с одной стороны, уменьшительная форма («сапожок») передает трогательно-нежное отношение к молодости; с другой - эпитет «непарный» напоминает, что молодость уже позади: «непарный» - ненужный. Почему? Не потому ли, что Ничего из всей твоей добычи
Не взяла задумчивая Муза?
На протяжении обеих частей образ молодости персонифицируется, обретая черты живого человека: «Ты в ночи начесывала гребнем…», «Постоим с тобою на ветру / Смуглая моя!», «...руки твоей касаюсь...». Эффект персонификации так силен, что кажется, будто автор обращается к юной девушке, подруге, а не пытается разобраться в собственных чувствах.
В первой части стихотворения лирическая героиня словно уговаривает себя не сожалеть о минувшем:
... Назад не кличу.
Ты была мне ношей и обузой.
Цветаева намеренно ставит рядом два семантически близких, но различающихся смысловыми оттенками слова. Прием нанизывания синонимов, хорошо знакомый каждому, кто любит цветаевскую поэзию, позволяет уточнить образ-переживание. Можно ли жалеть о том, что было не только непосильным грузом, но и тягостным бременем, «обузой»? Конечно, нет!
Однако это чувство только надводная часть айсберга. В подтексте скрыто прямо противоположное переживание: молодость так дорога лирической героине, а боль так мучительна, что приходится уговаривать себя, искать доводы, которые могли бы утишить эту боль:
Щедростью твоей давясь, как щебнем,
За чужие я грехи терпела.
В одной строке совмещены абстрактное понятие «щедрость», традиционно связываемое с положительными эмоциями, и «щебень» - олицетворение грубой материальности. Звуковая перекличка слов «щедростью» - «щебнем» (заметим: оба одинаково важны для автора, оба в сильной позиции) повышает экспрессивность метафоры : «давясь» щедростью, да еще и как щебнем (камнем), - образ не только неожиданный, но и жутковатый. Тем сильнее эмоциональное впечатление!
Свойственные молодости доверчивость, распахнутость души, открытость, «щедрость» (еще одна грань образа) не принесли лирической героине счастья: в подтексте стихотворения - переживания драматические (а может, и трагические), причиной которых стала именно безоглядная душевная щедрость.
Вспомним написанные Цветаевой в 1916 году строки:
Руки даны мне - протягивать каждому
обе,-
Не удержать ни одной, губы - давать имена,
Очи - не видеть, высокие брови
над ними -
Нежно дивиться любви и - нежней -
нелюбви.
Здесь в каждом слове и звуке - готовность любить весь мир, душевная гармония.
А строка «Молодости» «Щедростью твоей давясь, как щебнем...» - зеркальное отражение иного состояния - боли, надлома, надрыва. Звуковой облик стиха - нагромождение дисгармоничных и неблагозвучных «щ - др - ст - т - д - с - к - к - щ - б» - диссонирует с «колокольным» и певучим звучанием слова «молодость». В финале первой части лирическое чувство обогащается:
Скипетр тебе вернув до сроку –
Что уже душе до яств и брашна?
Молодость моя! Моя морока –
Молодость. Мой лоскуток кумашный!
Скипетр, знак монаршей власти, - напоминание о том времени, когда молодость царила в жизни лирической героини.
Устаревшие слова «яства» и «брашно» синонимичны, однако первое более конкретно: яствами обычно называют кушанья изобильные, изысканные, разнообразные. Цветаева, добиваясь отстранения, вновь совмещает в одной строке отвлеченное и конкретное.
Яства и брашно души - это, конечно же, переживания; сначала сильные, способные потрясти («яства»), а потом - любые (брашно, по Далю, яство, пища, кушанье, варево, еда, съестное). Ведь молодость хороша тем, что все в ней - впервые. Душа обретает опыт в счастье и горе. А смертельно уставшему от жизни человеку, когда он оглядывается назад, может показаться благом и простая способность чувствовать, сопереживать.
Важную роль в создании лирического напряжения играет совмещение лексики разных стилей. Высокие слова (яства, скипетр, брашно) органично сочетаются с разговорными (голубка, золотце, полоснуть) и просторечными (шалый, не кличу, морока).
«Лоскуток кумашный» - еще одно емкое определение молодости: она оказалась краткой («лоскуток») и яркой, праздничной («кумашный»). Потому и непросто с нею прощаться, непросто подводить черту под лучшим, что уже никогда не вернется.
Отзвенела молодость! Отполыхала. Теперь она прошлое.
Что же в настоящем? За стихами:
Воспаленные глаза сужая,
Так листок срывают календарный,-
угадываются бессонные ночи, мука, страдание. Только угадываются: Цветаева никогда не жаловалась на судьбу,
Ибо раз голос тебе, поэт,
Дан, остальное - взято.
(«Есть счастливцы и счастливицы…», 1935)
В 1922 году она покинула Россию. Прощание с молодостью стало прощанием с родиной. В лирике З0х годов Цветаева писала, ставя рядом образы родины и молодости:
С фонарем обшарьте
Весь подлунный свет.
Той страны на карте
Нет, в пространстве - нет.
<...>
Той, где на монетах -
Молодость моя,
Той России – нету.
Как и той меня.
(Париж, 1932)
Есть у автора «Молодости» еще одно произведение, не столь известное читателям. Его цитирует Вероника Лосская, заканчивая книгу «Марина Цветаева в жизни». Это сделанный Цветаевой перевод стихотворения одного из белорусских поэтов (имени В.Лосская не называет):
На трудных тропах бытия
Мой спутник - молодость моя.
Бегут, как дети, по бокам
Ум с глупостью, в середке – сам.
А впереди - крылатый взмах:
Любовь на золотых крылах.
А этот шелест за спиной –
То поступь вечности за мной.
Трудно предположить, что поэт может выбрать для перевода стихотворение, несозвучное его душевному состоянию. В этом тексте сошлись, как в фокусе, основные мотивы «Молодости», только вот осмыслены они по-другому.
Молодость души - неотъемлемое качество художника слова. Лишь она дает поэтическую зоркость. Цветаева говорила: «Я никогда не поверю в прозу: ее нет. Я ее ни разу в жизни не встречала, ни кончика хвоста ее. Да и какая может быть проза, когда… все на вертящемся шаре, внутри которого – огонь!»
Марина Ивановна Цветаева, осознавшая себя Поэтом еще в детстве, оставалась им до последнего дыхания.
Сидорова М. «Мой спутник - молодость моя» // Литература: Приложение к газете «Первое сентября». - 2000. - №41. - 14-15.