Свои превозмогаю страхи,
мой возраст не такой большой,
чтоб записаться в патриархи,
и мысль покажется смешной.
Глотаю воздух что есть силы –
настой капустного листа
я ем без жадности в России,
но совесть всё-таки чиста
пред вами, милые потомки,
я жил по чести без знамён,
шумихи, чрез плечо с котомкой,
поверьте, не ходил конём
на шахматной доске приличья,
но был я пешкой проходной,
не знавшей горечи величья.
Трудился даже в выходной
и в праздники, порой в отгулы
меня выталкивал агент,
тогда ходил по Барнаулу
я – неприкаянный Поэт
глядел на грустные витрины,
на плач осенних витражей,
а там стояли грусти мимы
в туманах свежих миражей.
Мне рады были все собаки
бродячие в степи ветров.
И подавали звёзды знаки,
дарили глупости стихов,
а я записывал в тетради
нагроможденье ярких слов,
и ждал заслуженной награды
под лёгкой пеной облаков.
Вдруг улыбалась мне фортуна...
...и снова грусть мела пургой,
и забивалась льдом лагуна,
ложилась странною строкой
фортуна. Неудачи снова
меня преследовали... Я
сверкал как строгая обнова,
чуть-чуть плечами шевеля.